Ознакомительная версия.
Равнину вокруг заросшего мощными дубами холма давно затянул кустарник и чертополох — хотя среди оползших холмиков земли еще виднелись каменные основания разрушенных домов, а на склонах некоторых холмов белели покосившиеся круглые столбики надгробий. Но в ссыпавшихся арыках уже не текла вода, в полях сеялся лишь лопух да колючая ежевика, оливковые рощи одичали и заросли густой сорной травой в полроста дерева. Ряды лысоватых чинар еще отмечали исчезнувшие улицы стертых с лица земли вилаятов, но к замку уже не вела ни одна торная тропа — дорога к Азруату, с которой их верблюды сошли совсем недавно, закладывала широкую петлю и обходила долину стороной.
Решительно ткнув верблюда палкой, Айша направила его в изрытый корнями растений и чьими-то норами коридор между облетающими на летней жаре, пожелтевшими тополями. Остальные шесть дромадеров ее жалкого каравана плелись следом.
…К воротам оказалось очень трудно пробиться — роща каменного дуба заросла подлеском, низкие ветви били их по плечам, верблюды пугались хлещущих веток. Когда они наконец-то оказались перед щербатой аркой, за которой виднелся заваленный обломками камней, поросший жухлой выжженной травой двор, солнце уже готовилось садиться — небо окрасилось в красно-фиолетовый цвет, а в ветвях дубов завозились и заверещали ночные птицы.
Громко хлопая крыльями, с карнизов башен снялась стая сизарей и закружила в небе над замком. Впрочем, даже если бы кто-то и наблюдал за ними с дороги, то уж точно бы не решился подняться на холм и проверить, кто потревожил покой проклятых развалин.
Спешившись с вставшего на колени верблюда, Айша приказала рабам разгружаться. Еды у них было предостаточно — она оставила женщинам половину вырученных от их продажи денег, но даже половины суммы, полученных за восьмерых красивых здоровых молодых девушек, с лихвой хватило на покупку припасов и всего необходимого для дальнего путешествия.
Обернувшись, она вдруг поняла, что вместо пятерых невольников вокруг вьючных верблюдов суетилось всего трое.
Сбежали. Сбежали по дороге.
Что ж, она могла их понять. Рабов — туповатых сильных зинджей — они купили в Куртубе перед самым отъездом, и эти люди ничем не были обязаны Бени Умейя. Впрочем, видно, даже зинджи что-то почуяли, глядя на одичавший пейзаж покинутых людьми окрестностей Красного замка.
Айша махнула рукой остальным — мальчишки и женщины сгрудились жалкой трепещущей стайкой. Они стояли, подхватив узлы из ковровой джахрамской ткани, и со страхом разглядывали мощные стены главной башни. Ведущая в нее лестница уцелела, разбитые ступени проросли корнями деревьев и травой, но по ним все еще можно было подняться к зиящему темному провалу входа. Несмотря на свое неверие в призраков, Айша решила не искушать судьбу и пошла к пролому в невысокой стене, когда-то огораживавшей сад.
Пролом оказался выломанными воротами — деревянные рамы створок еще гнили в траве, а сад одичал совершенно — лопухи и отвратительный чертополох вымахали там чуть ли не в рост человека, фруктовые деревья стояли голые и пожелтевшие, а кипарисы торчали темными похоронными свечками среди сорняков и гор какого-то отвратительного сора. Ни одной беседки, ни одного павильона в саду, конечно, не сохранилось.
Айша глубоко вздохнула и поняла — им все-таки придется идти искать место для ночлега в том, что еще оставалось от развалин дворца. И делать это нужно как можно быстрее — пока солнце не село окончательно. Тени уже стали длинными-длинными, и во втором дворе, в который они свернули, обойдя стену сада, уже ощутимо смеркалось.
Аль-каср сохранился на диво — задрав головы, они обнаружили, что черепица на его низких приземистых строениях осталась на месте. Пройдя под подковой входной арки, Айша и ее спутники вошли во внутренний двор.
Прямо перед ними листьями из умирающего сада заметало чашу фонтана. За ним темнели высокие арки входа в главные залы. Направо длинный двор раскрывался двухэтажными галереями, опоясывающими весь периметр здания. В красно-желтом закатном небе четко вырисовывались две смотрящие друг на друга приземистые башни — с обеих сторон над галереей надстроили третьи этажи, и их парные маленькие оконца близоруко таращились на взломанные травой и сорняками плиты двора.
Аль-Ханса подошла к Айше и сказала:
— Я бы не хотела забираться слишком… вглубь, доченька. Давай зайдем прямо… туда.
И показала на тройную арку входа в главный зал. Айша кивнула. Они пошли внутрь, стараясь не смотреть направо. Там, в середине длинного двора, затягивало грязью и песком другой мертвый фонтан. Плиты вымощенной вокруг него площадки разъехались, но все еще составляли правильный восьмиугольник. Именно у этого фонтана, говорилось в семейных преданиях Умейядов и Сегри, Харун ибн Муса ибн Умейя, отец Омара ибн Имрана, приказал умертвить всех приехавших к нему на переговоры Сегри, числом двадцать один человек. Рассказывали, что ржавые разводы крови до сих пор пятнают чашу фонтана и мраморные плиты вокруг него.
Айша и ее спутники не стали подходить ближе, чтобы проверить это.
…- Ки-ки-ки! Ааа, неверная собака хочет пить! Глотай-глотай, не подавись только! Киии!..
— Оставьте нас в покое! — рявкнула на распоясавшуюся шелупонь Майеса. — Ньярве, дай им хорошего пинка, Тарег-сама не заслужил, чтобы его оскорбляла эта кладбищенская дрань и срань!
— Аааа, язычница! Кафирка! Как ты смеешь оскорблять правоверного джинна!
Сидевший в ногах у нерегиля Ньярве с угрожающим лязгом раздвинул ножны и рукоять меча — и вечернее солнце, переливающееся в высоченном окне, ослепительно сверкнуло на приобнажившемся лезвии.
— Ой, напугал, напугал! Киии-и! — и кваканье оборвалось из окна вниз вместе с кувыркнувшимися в воздухе когтистыми корявыми лапами.
— Тьфу, дрянь какая, — пробормотала Майеса.
И принялась распутывать узел на желтом в красный горох платке, перевязывавшем прядь ее длинных каштановых волос. Освободив шелковый лоскут, она смочила его водой из фляги и принялась снова протирать лоб и щеки нерегиля. Голова Тарега лежала у нее на коленях, глаза остались закрытыми. Похоже, бедняга опять потерял сознание.
Когда они его нашли, он еще пытался что-то сказать сквозь кашель и уходящее на глазах свистящее дыхание. Тарегу-сама обмыли лицо, дали напиться, и Аль-Джунайд и его ученик, наглый мальчишка по имени Хамид, долго сидели над распростертым на камне телом — похоже, они и нерегильский князь прекрасно понимали друг друга, общаясь мысленной речью. Наконец, одинаково покачав головами, супруг Тамийа-хима и мальчишка встали и отошли к стене комнаты.
Майеса покосилась на них — ашшариты сидели скрестив ноги, погруженные в медитацию и совершенно недоступные ни кваканью джиннов, ни болтовне занимающихся Тарегом аль-самийа. Помимо Ньярве, в ногах у несчастного сидели две дамы из свиты княгини, Тамаки и Амоэ, и Морфинэ, оруженосец Джунайда. Все они разделяли возмущение Майесы:
— Где это видано, а? Этот мерзкий гаденыш, чтоб ему трон к заду прилип и не отлипал, мало того, что беспрерывно оскорбляет Тарега-сама, так еще и не дает ему ни отдыха ни покоя — вы когда-нибудь видели, чтобы существо из Сумерек довели до такого состояния?
— Он смертный дурак, что с него возьмешь, — мрачно заметила Тамаки, обмахиваясь круглым бумажным веером.
— Он злобный и жадный смертный дурак, — отозвался Морфинэ. — Сначала ему понадобилось разбить джунгар и их демона. Потом ему понадобилась Куртуба. Потом Аль-Мерайя. Потом Исбилья. А теперь вот и девчонка. А что Тарег-сама не в силах ни ослушаться, ни беспрерывно исполнять эти сыплющиеся на него градом приказы, его не интересует.
— А может, убить гаденыша? — пожал плечами Ньярве. — Убили же мы этого их… как его…
— Муизза ад-Даулу, — подсказала Тамаки и резко сложила веер. — И что это даст?
— К тому же ему и так недолго осталось, — пренебрежительно махнула рукавом Амоэ. — Лучше уж прибить девчонку — к тому же до нее легче добраться.
— Если она продолжит сидеть там, где сидит, ей тоже недолго осталось, — усмехнулась Тамаки. — Но вы не отвечаете на мой вопрос: что это даст?
— Передышку Тарегу-сама, — ответил Ньярве.
— Передышку какого рода? — вкрадчиво прозвучал новый голос, и все сумеречники обернулись к тому месту, откуда он доносился.
Джунайд открыл глаза и улыбнулся. Потом провел рукавом по глазам, приходя в себя окончательно, и продолжил:
— Смерть Муизза ад-Даула освободила принцессу Тихану и ее брата. Но смерть Аммара ибн Амира или Айши бинт аль-Ханса не принесет Тарегу ничего, кроме бедствий. Аммар — последний из Аббасидов. Когда он умрет, династия сменится, и на трон сядет один из Умейя. Вы представляете, что сделает с Тарегом умейядский халиф?
Джунайд обвел взглядом узкие лица со злобно сощурившимися кошачьими глазами. В конце концов, Ньярве мрачно проговорил:
Ознакомительная версия.
