всякие в хурджин сгребли, большая сумка такая, на верблюдов их вешают. Золотые и серебряные украшения там, басурманские женки такие любят носить, с каменьями разными — яхонтами, изумрудами, алмазами. Денег еще взяли много, сундуки видел сам, с пару десятков нагребли, да несколько шкатулок золотых монет — там больше, чем на полмиллиона таньга серебром было, если по пять алтын на таньга брать, то выйдет…
— Семьдесят пять тысяч рублей, — Меншиков посчитал быстрее Пифагора, и такая тоскливая зависть прозвучала в его голосе, что Петр Алексеевич показал ему кулак.
— Богатый край, если в одном городе столько богатства в одночасье взяли, очень богатый, — задумчиво произнес царь и с немой просьбой в глазах посмотрел на посланца. Тот сразу заторопился с ответом на невысказанный самодержцем вопрос.
— Отправляя меня к тебе, Девлет-Гирей-хан сказал, что как только власть свою установит над Хивой и Ургенчем, то немедленно отправит в Санкт-Петербург посольство с визирем Досим-беком, это канцлер по-нашему так звучит, бывшим казначеем Шергази-хана, что на службу перешел охотно, ибо из дехкан родом своим происходит. А при нем дары будут великие. Мыслю, к концу ноября посольство то прибудет, а задержки ему чинить не станут — о том губернаторы мною в известность поставлены, и письмо твое им, государь, я показал.
Посланец помялся немного и решился сказать правду:
— А золота в Хиве нет нигде. Зато на Иркете есть, и рудное и россыпями — только воевать за него с бухарским эмиром придется. А потому помощь нужна будет — пушками, фузеями да пороховым запасом.
— О том думать будем, как на дары посмотрю, да с визирем переговорю. Тогда и решать будем…
Глава 41
— Что задумал этот русский коназ, что требует называть себя хорезмшахом?! И ведь не отказать ему в этом наглом посягательстве — ведь тогда он может пойти походом на Бухару!
Мухаммед-Хаким-бий был из племени мангытов и к кунгратам относился враждебно. Волей ныне правящего Абулфейз-хана из династии Джанидов, то есть Джучиева колена, Тука-Тимуриды, хитрый визирь был назначен аталыком Бухары, и сосредоточил в руках огромную власть. Вот только удержать ее было трудновато — правители крупных городов, сами эмиры, всячески пытались ослабить влияние Бухарского эмира, чингизида — а потому и хана, вот уже много лет. И добились все-таки своего, превратив нынешнего хана в игрушку в своих руках.
Шесть лет тому назад в результате заговора эмиров был убит Убайдулла-хан, и на престол был возведен его младший брат Абулфейз-хан, слабохарактерный и трусоватый, любящий проводить время в собственном гареме и в беседах с учеными улемами и суфиями. Всю власть в своих руках сосредоточил всесильный аталык Бухары и визирь Джаушан-калмык, правление которого оказалось недолгим, ибо против него единым строем выступили эмиры — и вскоре место близ хана стало вакантным, и на него уселся выходец из родовой знати мангытского племени.
Бухарский эмират раздирали племенные дрязги и споры, переходящие порой в кровопролитные междоусобицы. Вот уже как десять лет как в Коканде началась война против правления бухарских ханов. И теперь на свою голову он настоял, чтобы Абулфейз-хан назначил аталыком в тамошних краях инака племени узбеков-мингов Шахрух-бия.
Казалось, что ситуацию можно исправить!
Но благие намерения зачастую заканчиваются полным крахом, в котором нужно винить в первую очередь самих себя за допущенные просчеты. Там ситуация полностью вышла из-под контроля!
Аталык коварством захватил кокандские земли, всю Ферганскую долину, богаче которой нет земли во всем Мавераннахре, хоть обойди его вдоль и поперек. Шахрух-бий поднял там мятеж против Бухары, и силой выгнал бухарских чиновников и стражников. И провозгласил себя независимым и самостоятельным владыкой кокандских земель.
Нет, не ханом — ими мог стать только чингизид, но первый шаг уже сделан. Но эмиры признали его власть, теперь его сын, благо мать имеет в своих жилах благородную кровь Чингиз-хана, может провозгласить себя сахибкираном, подражая Амир Тимуру. И все — сил у Бухары нет, чтобы подавить этот мятеж, придется смирится с потерей, тем более второй по значимости город — Самарканд — не менее древний и богатый чем Бухара, тоже готов восстать и отделиться.
— И что мне делать, аллах всемогущий!
Мухаммед-Хаким зябко повел плечами — конец октября уже полон прохлады, а по ночам уже ощутимо холодновато. Воевать с мятежниками сил нет, а в подконтрольных городах зреют заговоры, того гляди или отравят, либо зарежут. А могут и накинуть шелковый шнурок на горло и удавить, или острую шпильку в ухо сунуть — хоть в гарем не ходи, приходится опасаться как евнухов, так и наложниц.
Визирь ощущал свою власть сухим песком в ладони — вроде тяжесть есть, но сдавливать нельзя — песок просто струйками попадает на сухую землю. Правитель Шахрисабза, древнего Кеша, эмир племени кенегес Ибрагим-бей приютил бежавшего из Хивы царевича Раджаб-хана, единственного кто уцелел в беспощадной резне, что устроил русский князь Бекович-Черкасский, оказавшийся на самом деле страшным чингизидом Девлет-Гирей-ханом, и что хуже всего — потомком третьего праведного халифа.
Новости из Хивы каждый день приходили такие, что холод леденил кожу, а страх засел глубоко в сердце. Этот хан действительно стал творить такие вещи, что вся чернь по всему Мавераннахру стала ждать его с нетерпением, открыто именую наибом «праведного халифата» и хорезмшахом. Это надо додуматься — отменить все подати и повинности, которые не указаны пророком и не записаны в Коране!
— Сумасшедший… Или он действительно от праведных халифов род ведет, вот кровь и сыграла?!
Вопрос завис в тишине, Мухаммед-Хаким-бей задумался. Новый владыка Хорезма не стал именоваться хивинским ханом, а объявил себя шахом, то есть, претендуя на значительную часть бухарских земель, что раньше входила в это государство, а то и на все — с этого безумца станется.
Страшный человек коназ урусов, и очень опасен — собирает сарбазов, учит их «огненному бою». «Падишах Севера» отправляет ему отряд за отрядом опытных воинов, что
