стол.
— Тут нечего рассказывать. Было пятьдесят человек, мы видели семнадцать, вот и весь рассказ, — ответил я.
— Пятьдесят один. И две нянечки. Они выводили стариков из огня. Семнадцать вывели. Остальных не смогли, и сгорели вместе с ними, — сказал Стельбов. — У тебя водка есть?
— Есть.
— Неси.
Принёс, долго ли. Я бутылку в холодильник поставил, вот как приехали, так и поставил.
Выпили по пятьдесят граммов. За упокой.
— Идеи есть? — спросил Стельбов. С чего бы это вдруг? Что я ему, тайный советник?
— Две.
— Выкладывай.
— Первое. Узнать, не намечалась ли в интернате ревизия или проверка.
— Ты думаешь?
— Узнать не помешает.
— А вторая идея какая?
— Вы об этом сообщать будете? О пожаре, о жертвах? — ответил я вопросом на вопрос. — По телевидению, в газетах.
— У нас о таком не сообщают. Нечего народ тревожить.
— Если народ не тревожится, то он, народ, превращается в население.
— Ну, ну. Допустим, сообщим. Что это изменит?
— Немногое. Но лучше немного, чем ничего. Открыть специальный счет для строительства интерната. Не абы какого, а современного. С противопожарной безопасностью, хорошими палатами, и всем, чем нужно. Вот как бы для себя делали. Поручить строительство студентам строительного института. Под контролем знающих людей, конечно. Люди будут жертвовать. И нашей области, а, может, и всей страны. Кто рубль, кто двадцать копеек. По возможности и посильности. Нет, — не дал я перебить себя, — дело не в деньгах, точнее, не только в деньгах. Дело в причастности и ответственности. А то я говорил с ребятами, те ждут, когда государство их в турпоходы за руку поведёт. Пассивность. Мол, наше дело телячье. Так и в самом деле недолго оскотиниться.
— А вы, значит, строительство возглавите, я правильно понял?
— Нет. Возглавляют пусть комсомольцы из строительного вуза, из университета, с производства. Людей толковых много.
— А вы что, в сторонке постоите?
— Почему в сторонке? В журнале дадим материал, я могу сеанс провести, благотворительный. Но да, тащить воз не будем. Это должно стать народным делом.
— Благотворительность… Слово-то какое вспомнил.
— Слово хорошее, — вступила Ольга. — Творить благо. Это необходимо. Зло творится само, а добро нужно создавать.
— Я посмотрю, что удастся сделать, — сказал он, и ушел.
— А я думала, первый секретарь может всё, — сказала Лиса.
— Главное, чтобы и он так думал, — ответил я. — Тогда получится. У него, у нас, у всех. Мы можем многое. Очень многое. Если осмелимся, решимся и начнём.
Глава 24
НОВЫЕ ГОРИЗОНТЫ ЧИЖИКА
1 августа 1975 года, пятница
— Ой, Чижик, ты с цветком пришёл! Как мило!
Я пронес горшок с растением через весь кабинет и поставил на окно.
— Это, дорогая редакция, не цветок. Это лавр. Что важнее, это не безродный космополитический лавр. Семена я приобрёл в Ялте, у смотрителя чеховского музея. Семена того самого лавра, который обязан жизнью Антону Павловичу. Я их посадил, семена, и вот… Пока лавр маленький, но если его любить, если за ним ухаживать, он будет расти. Дорастет до горшка побольше, потом до горшка большого, до кадки, а там видно будет. В общем, символ любви и таланта — лавр Чехова!
Девочки зааплодировали.
Редакция наша невелика. Четыре комнатки, если считать чулан, но я бы его не считал. Нам хватает. Суть ведь не в помещении, а в людях. Часть отвечает за форму, часть — за содержание, и каждый считает себя главным. Да, каждый. Даже уборщица уверена, что без неё всё пропадёт. И это хорошо. Если человек считает себя главным, он и работать будет, как главный. Ответственно.
— Всё, коллеги, расходимся, работаем!
Большая часть работы — на вынос. Трудятся дома. Не в штате, а на договорной основе. Ведь суть не в том, чтобы сотрудник отсидел восемь часов, нужно, чтобы работа была сделана хорошо, на совесть, и в срок.
Пока получается.
Сегодня собрались на малое совещание: проводим итог недели. Что хорошо, что не очень, в чём проблемы, и как их решить. Вот я к нему лавр-то и привез из Сосновки, к совещанию. У меня ещё пять горшочков осталось, дома. Пусть набираются сил, лавры. Пригодятся, силы-то. И лавры.
Мы остались втроём, главный редактор, исполнительный директор и я. У меня рабочего места нет, да оно мне и ни к чему. Читаю я урывками, а работа у меня больше представительская. С писателями встречаюсь, в рестораны вожу, да договора заключаю. Писатели, они такие же люди, как и все. Хотят признания и уважения. А тут я. Гроссмейстер, победитель Фишера, и, что важно, не только не путаю имена писателей, а знаю все об их книгах. Как зовут Быкова, и как Юрковского. Насчет денег в большинстве своём фантасты неизбалованны. Порой думаешь, предложи им самим платить за публикацию, так с радостью и заплатят. Будут вагоны разгружать, а деньги откладывать на роман.
Но платим мы, и платим хорошо. В сравнении с остальными. И потому портфель заполнен до конца года. Но… Но сливки с отечественных фантастов, приключенцев и детективщиков сняты. А дальше?
Мы готовим альманах. «Фантазии и кошмары Чёрной Земли». О страшном. Традиция русской литературы: «Вий» Гоголя, «Упырь» Толстого, «Бобок» Достоевского.
Зачем? Сегодня нужна потребность в светлой литературе, а мы тут с ужасами всякими.
Но!
Но писать в светлом настоящем о светлом будущем — это как белым по белому рисовать. Да и откуда у нас злодеи и вурдалаки? У нас могут быть только слегка оступившиеся люди, которых нужно перевоспитать, и только. Вот и приходится переносить действие в прошлое, во времена царизма или войны, либо куда-нибудь в далёкий космос бороться со стихиями, либо в капиталистическую страну, лучше выдуманную. Получается интересно, вот хоть книги Багряка о комиссаре Гарде(и да, я договорился с ним, вернее, с ними, что следующая повесть о Гарде будет в «Поиске»), но если всё это будет происходить не в Лос-Буржуйске, а у нас — эффект может быть
