А вот и дверь в квартиру. Руслан нажал на черную блестящую кнопку новомодного электрического звонка.
– Добрый вечер, Руслан Аркадьевич, – открыла дверь Танюша.
Руслан скинул шубу, ловко увернувшись от попытки служанки ее принять: все-таки он еще не настолько ощутил себя "барином", чтобы без зазрения совести пользоваться служанкой.
– А где Юля?
– Юлия Николаевна у себя в комнате, пишут.
Лазаревич взмахнул рукой, как будто хотел шлепнуть девушку по круглой попке. Та увернулась, хихикнув, так как уже давно поняла, что хозяин ни к чему предосудительному склонять ее не будет.
Дверь в комнату оказалась заперта.
– Любимые мои девочки! Тук-тук-тук!
Щелкнул замок, Аня, открывшая дверь, кивнула и ушла на кресло, заниматься своими делами.
Юля сидела за столом, в кресле, одетая в костюм, подобный тому, который они купили еще в Луге, разве что темно-синий. Хотя Юля и ворчала, что напоминает сама себе Мэри Поппинс, но все равно предпочитала именно такой фасон. Джинсы и топик местные жители восприняли бы без всякого понимания. На ногах – черные колготки… вернее, чулки… хм, да, чулки…
Руслан тряхнул головой, отбрасывая воспоминания о прошлой ночи и подошел к жене.
– Пишете, значит, Юля Николаевна? Пи… Юля!
– Что? – любимая жена сделала вид, что не понимает, в чем дело.
– Это что?
Юля проследила взглядом за пальцем мужа.
– Стихи.
С краю стола действительно лежала толстая картонная папка с наклеенной бумажкой "Корней Чуковский". Пару дней назад Юля закончила переписывать все стихи покойного Корнея Ивановича, какие смогла вспомнить – а учитель начальных классов, поверьте, знает их целую уйму – и отдала перепечатать машинисту. Работа на пишущей машинке здесь считалась прерогативой исключительно мужчин. Наверное, потому, что работать на этих грохочущих монстрах могли только сильные люди. Тут пальчиками с накрашенными ноготками не поклацаешь…
– Я вижу, что стихи. А вот на стихах что?
Сверху на папке лежал пистолет. "Сэвидж", немного похожий на "парабеллум", пистолет, из которого застрелили Распутина. Не из этого самого, конечно, из того, что принадлежал Пуришкевичу…
Купил его для Юли Руслан не из-за этого, а потому, что там, где он его покупал, на тот момент из понравившегося были только "Сэвидж" и длинномордый "Браунинг" 1900 года. Браунинг Руслан взял себе, он сейчас лежал в кармане шубы. Потому что навряд ли маньяк или уличный грабитель станет ждать, пока он расстегнет на себе амуницию.
"Знания у вас, Руслан Аркадьевич, – переделал Лазаревич цитату из Камши, – как шкура у леопарда – пятнами. Вот из какого пистолета застрелили Гришку – ты помнишь, а есть ли в России кто-нибудь, кто может придумать танк – нет".
– Ты сам сказал, держать его под рукой.
Сказал, конечно… Руслан так и не сумел пока придумать, как вычислить маньяка – если это, конечно, был маньяк, а не некие флюктуации исторического потока. Как он точно помнил единственное место, где они обсуждали и Мациевича и Чуковского – фабрика Фрезе. Значит, подслушать их могли только там, а значит на роль "Русского Потрошителя" попадали все работники фабрики. И как понять, кто из них убийца, если бейджика с такой надписью не носил ни один? От тоски Руслану даже вспомнилась прочитанная в глубоком детстве история о том, как большевики вычислили того, кто сдавал информацию жандармам.
Подкинуть каждому подозреваемому дезу и посмотреть на какую отреагирует неизвестный противник? Сразу же идея натыкается на два обстоятельства. Во-первых, в подозреваемых – целая фабрика. Не будешь же подходить к каждому и этак невзначай говорить: "А вы знаете, в будущем вон тот человек станет известным еще-не-придумал-кем. Откуда я это знаю? Так ведь я… это… Просто знаю и все, короче". Во-вторых, пугает реакция убийцы. Фактически, такой дезой отправляешь человека на смерть, к чему Руслан морально готов не был.
Остается носить с собой пистолет, быть всегда рядом с женой и надеяться, что она сумеет выстрелить, если окажется с маньяком один на один.
Реакцию Юли Руслан мог предсказать не всегда. Знакомые – очень хорошие или очень глупые – иногда интересовались, зачем он связался с такой… Определения колебались от "импульсивная" до "дура полная". Руслан улыбался и помалкивал. Он свою жену знал лучше любого другого и знал, что ее взбалмошность всегда до определенного предела, за которым Юля становится четкой, собранной и деловитой.
А что странная… Кто без странностей? Вспомнить хоть глаза тех, кто видит, как он, Руслан, пьет сладкий чай с селедкой.
И самое главное – Юля была умна. Как в обычном бытовом смысле этого слова, чем выгодно отличалась от загорело-пережареных девиц, которых ему одно время усиленно советовали друзья, так и в том смысле, который подразумевает строгий костюм и очки.
Взять хотя бы танки.
* * *
– Анюта, – Руслан скользящим шагом придвинулся к дочери, сидевшей в другом кресле над книгой, – Ты чего такая кислая?
– Не кислая.
– Может, сходим в цирк на выходных?
– Нет, – покачала головой девочка, – не хочу.
– А что ты хочешь?
Аня подняла голову:
– Папа, я вот думаю… А сколько мне теперь лет?
– Э…
Вот этот вопрос Руслану пока в голову не приходил. Аня родилась пятнадцатого июля, они выехали в июне 2012 года и приехали в 1910 год в сентябре. День рождения пропал.
– Если мы день рождения не отмечали, – подмигнул дочери Руслан, – значит тебе по-прежнему десять лет. Но мы должны были его отмечать, значит…
– Значит? – не поняла Аня.
– Мы перенесем его!
– На куда?
– На первое декабря!
– Ура!!!
Девочка прыгнула с кресла и повисла на шее отца.
– Ура!!! – она чмокнула его в щеку и спросила, – А подарки будут?
– Будут! Особые пожелания есть?
Аня сразу погрустнела.
– А нельзя, – тихо спросила она, – назад вернуться?
У Руслана дернулся глаз.
– Нельзя.
– Тогда… Я потом придумаю, ладно? – хитро посмотрела она на отца.
– Хорошо, Анюта.
– Любимый муж, – Юля все-таки убрала со стола пистолет и повернулся к ним – ты чего такой веселый?
* * *
После прибытия двигателя Пузырева работа над автомобилем, уже, казалось бы, прочно вставшая, закипела. Рассчитали необходимые размеры корпуса и рамы, заказали все необходимое на других заводах – шестерни при всем желании в кузнице не выкуешь – автомобиль начал приобретать некий облик…
Честно говоря, из-за того, что двигатель на него был поставлен просто огромный, а пропорционально увеличивать размеры корпуса не захотели, теперь "Фрезе-1" напоминал отрубленную голову крокодила: длинная морда моторного отсека и короткая "голова" салона.
