посчитали себя настолько грамотными в методике расследования, что уже и сами готовы были примерить плащ и кепи легендарного сыщика. По крайней мере, считали, что без советов с их стороны нам уж точно не обойтись. Всё это сильно затрудняло проведение следственных действий и отнимало немало времени. В Ярде ломали голову над тем, кто скрывается за именем Артура К. Дойла, и некоторые из моих коллег склонялись к выводу, что это не кто иной, как доктор Уотсон, тем более что повествование в рассказах всегда велось от его лица. Но я с самого начала скептически смотрел на это, потому что гораздо чаще остальных имел с ним дело и успел достаточно неплохо изучить его, чтобы иметь здесь собственное мнение. Господин, единственный выглядевший более-менее джентльменом в этой компании, еще мог бы заблуждаться по поводу так называемых талантов своего друга, но он никогда бы не опустился до вульгарных и необоснованных поношений организации, охраняющей порядок на территории Ее Величества. Кроме того, при всей безупречности поведения доктора, особенно заметной и благоприятной на фоне откровенного нахального высокомерия Холмса, и моих некоторых симпатиях в связи с этим я имел достаточно четкое и нелестное представление о его умственных способностях.
Чтобы разгадать авторство, мне пришлось тоже ознакомиться с этой гнусной поделкой. Ее изучение я находил для себя полезным по нескольким причинам. Во-первых, в рассказах достаточно подробно и методично излагалась система Холмса, которая выглядела, должен признать, весьма эффектно и убедительно. Но при нашем общении он никогда не приводил своих доводов, никаких логических цепочек и тому подобного, а лишь пытался огорошить очередным «окончательным выводом». Поэтому мы не имели никакого представления о том, на чем основаны его «заключения». Почему Холмс в действительности не добился никаких успехов с помощью своего волшебного дедуктивного метода? Может, он хорош только на бумаге? Может, это чистое теоретизирование и практические трудности разбивают все эти великолепные мыслительные конструкции? Или же никакого метода у него не было, и он работал бессистемно и потому так неудачно? Тогда зачем автор, кто бы он ни был, наделил Холмса наблюдательностью и исключительными способностями аналитического мышления? Приложить столько труда для восхваления бездарного выскочки, вместо того чтобы попытаться извлечь из этого выгоду для себя, – если у автора хватило ума придумать такой метод, почему он не попытался собственноручно взяться за увлекательную, полную азарта работу по поимке воров, убийц и прочих преступников? Ни Холмс, ни доктор Уотсон, естественно, не могли придумать такой метод. У них на двоих не хватило бы мозгов даже просто им воспользоваться, познакомь их кто-то с этой системой. Но тем не менее именно эти двое, и в особенности, конечно, Холмс, получали всю выгоду из сложившейся ситуации. У них появилась клиентура. Люди, начитавшись Дойла, теперь предпочитали обращаться к «великому сыщику» либо наряду с официальным заявлением в полицию, и тогда после высокомерного заявления Холмса, что они действуют по поручению своего клиента, мы работали параллельно, либо и вовсе не связываясь со Скотленд-Ярдом. В таких случаях до нас доходила лишь некоторая информация постфактум, и то далеко не всегда. Мне сейчас трудно даже представить себе, сколько мимо нас прошло дел, о которых в полиции даже никогда и не узнали.
Во-вторых, просто-таки изумляла глубокая осведомленность автора по поводу реальных уголовных дел и действий полиции в связи с ними. Конечно, до некоторой степени их освещала пресса, но той информации, что появлялась в газетах, было явно недостаточно. Чем дольше я размышлял на эту тему, тем более склонялся к мысли, что этот самый господин Дойл по каким-то своим причинам не имеет возможности принимать участие в расследованиях. Он может быть ограничен болезнью и вынужден пребывать в стенах собственного дома или лечебного заведения. Возможно также, что в действительности он нетерпим к различным проявлениям насилия: например, ему невыносимо видеть кровь или у него трясутся поджилки при виде распростертого тела. Кроме того, частные сыщики, пусть и значительно реже, чем полиция, все-таки порой сталкиваются с нешуточным риском – не всегда ведь их дело ограничивается определением личности преступника. Жажда славы, а порой и невозможность связаться с нами в условиях нехватки времени толкает их на активное участие в его поимке. У Холмса и доктора Уотсона при всей их ограниченности (а может, и благодаря ей) вполне хватало духу на такое, хватало даже с избытком, достаточным для всяческих неурядиц. В моей голове постепенно складывалась картина такого союза между тандемом рыскающих по Лондону посредственных самоучек и талантливым писателем, лихо рекламирующим их работу и получающим за это от Холмса часть гонорара от очередного впечатленного клиента. Не могу знать, пытался ли Дойл привить им свой метод. В любом случае его следов в действиях Холмса я по-прежнему не наблюдал. Но было абсолютно ясно, что он создал им грандиозную известность, и, по-видимому, предприятие с Бейкер-стрит должно было щедро делиться с ним своими доходами.
Пора было поставить этих молодчиков на место. Для этого следовало разгадать тайну их взаимоотношений, и я решил подробнее заняться Дойлом. Казалось бы, чего проще выйти на него через редакцию «Стрэнд мэгазин»! Но сей господин оказался хитрее и многое предусмотрел. Так, выяснилось, что лично он ни разу там не появлялся. Рукописи приносили случайные люди, нанятые им за небольшую плату чуть ли не на улице, всякий раз разные. Такой человек оставлял материал и озвучивал требование владельца. Если содержание редактора устраивало – а так всегда и было, – им подписывался чек на предъявителя и посетитель уносил его с собой. Хитрец не случайно стремился сохранить инкогнито. Я уже не сомневался, что имя автора – псевдоним. Он здорово разозлил всех нас в Ярде, а больше всего меня, и, безусловно, допускал, что попадись он на глаза – и с ним не станут излишне церемониться. Всему есть предел, и даже честному полицейскому, всегда образцово исполняющему свой долг, вполне по силам состряпать дельце, по которому суд присяжных спровадил бы молодца в Пентонвилль или другое подобное место, где у всякого, даже самого талантливого писателя неизбежно случился бы продолжительный творческий кризис. И, коль речь зашла о честном полицейском, лично я не видел причин, по которым он стал бы себя сдерживать.
Глава вторая, в которой доктору Уотсону открывают глаза на его талант
Из дневника доктора Уотсона
12 апреля 1891 г.
Сегодня я попытался вспомнить, как давно меня захватило уныние, и не смог. Мой день начинается с хандры и плавно перетекает в тоску, такую же серую и беспросветную, как и
