Ознакомительная версия.
Майеса поднялась с пола и пошла к возвышению, неся перед собой положенное на рукав письмо. Оказавшись перед Тарегом, она опустилась на колени и с поклоном протянула ему перевязанную красной шерстяной ниткой трубочку бумаги. Нерегиль поклонился в ответ и взял с натянутого розового шелка послание. Майеса коснулась лбом пола, посмотрела на княгиню. Та кивнула. Девушка поднялась и пошла на свое место.
Тарег меж тем развернул бумажку и углубился в чтение. Затем положил тут же смотавшееся обратно в трубочку письмо на циновку перед собой и сказал:
— Халиф вызывает меня в столицу. Я должен покинуть замок немедленно.
Ответом ему стало потрясенное возмущенное молчание. Наконец, княгиня глубоко вздохнула, погладила свой округлившийся живот и сказала:
— Я полагала, что Аммар ибн Амир наслаждается первой брачной ночью с молодой женой. Что ему от тебя надо, Тарег-сама?
— Это действительно уже переходит всякие границы, — отовсюду в зале слышалось одно и то же, все переглядывались и сердито кивали.
Тарег спокойно ответил:
— Халиф пишет, что его молодую жену преследуют страшные видения. Она видит свою прародительницу, княгиню Амайа-хима, — и та отнюдь не рада за правнучку.
— Моя сестра не может являться в видениях! — резко выкрикнула Тамийа. — Это ложь! Она лежит под сигилой Дауда и ей открыта лишь Дорога Снов!
— Я знаю, — усмехнулся Тарег. — Это-то меня и удивляет.
На некоторое время в зале повисло молчание. Митрион снова затоптался на жердочке и зазвенел колокольцами на кожаных путах.
— А что если эти видения насылает кто-то другой? — прозвучал голос Амоэ.
— А кто бы это мог быть? — удивилась другая дама.
— Кто-то, кто желает отомстить и Умейядам, и Аббасидам, — сказал Тарег. — Айша — не первая возродившаяся из Сумерек. Но ни одну из ее предшественниц не преследовали таким образом.
— Да они все были сумасшедшими ведьмами — и Асма, и Сулейма, — махнул рукой Джунайд. — Рассказывают, что Асма — та и вовсе купалась в крови молодых рабынь, чтобы продлить юность.
— Согласен, — усмехнулся Тарег. — Но Айша — не сумасшедшая ведьма. Айша — жертва. Аммар пишет, что страшные сны преследуют ее с детства — а вот видения начались только с приготовлениями к свадьбе.
— Ты хочешь сказать, что кто-то, как и мы, знает, что если брак расстроится, род халифов прервется? — тихо спросил Джунайд.
Тарег утвердительно склонил голову.
— Хороший расчет, — согласилась Тамийа-хима. — Род Аббасидов пресечется, Умейяды не смогут занять престол, потому что их почти не осталось, и в Аш-Шарийа начнется смута. Тут даже ты не поможешь, Тарег-сама, пока они друг друга не перережут до окончательного изнеможения…
— Это не должно случиться, — резко сказал Джунайд. — Мы должны найти злоумышленника. Тарег-сама, прошу тебя, возьми мое магическое зеркало.
И ашшарит резко поклонился, отведя в сторону рукоять меча.
— Я справлюсь безо всяких… предметов, — мрачно пожал плечами нерегиль.
— Прости, Тарег-сама, но в этот раз ты слег именно из-за этого — из-за гордыни. Что бы тебе не поберечь силы, когда есть такая возможность? — фыркнула Тамийа.
— Я знаю, как ты относишься к человеческой магии и к книге «Гайят-аль-Хаким» в частности, — рассмеялся Джунайд и снова сел рядом с женой. — Но уж прости, Тарег, — именно это зеркало помогло мне найти тебя в Калатаньязоре и Айшу в Красном замке.
Нерегиль скривился, но не нашелся с ответом.
— И раз уж тебе придется сражаться с магом, Тарег, позволь нам все-таки отблагодарить тебя за спасение Джунайда, — мягко сказала Тамийа.
И кивнула слугам. Пикси, семеня и посапывая, подтащили к возвышению длинный сверток, обмотанный синим в мелкий узор шелком. Тамийа-хима с трудом, перегибаясь через большой живот, наклонилась и развернула ткань. В раскрытых пеленах обнаружился длинный прямой меч в роскошных черных лаковых ножнах, окованных золотом. Длинная, в полтора хвата рукоять оканчивалась навершием в виде оскаленной морды тигра, а чеканная гарда представляла собой две лапы с выпущенными когтями.
Тарег осторожно протянул к мечу руки — тигр еще больше раздвинул пасть и зарычал. Нерегиль цыкнул, тигр замолчал. Благоговейно просунув ладони под рукоять и под ножны, Тарег поднял оружие. И начал медленно-медленно выдвигать клинок из ножен. Полированная до ослепительного блеска полоска стали полыхнула нездешним светом. Нерегиль сморгнул и увидел в зеркале меча свои глаза. И резко вдвинул клинок в ножны:
— Прошу прощения. Я не могу это принять. Я…
— Это оружие, которое больше подходит защитнику,[23] чем тот ножик, который они тебе дали, — жестко прервала его аураннская княгиня. — Теперь меч Митамы — твой, Тарег-сама. И пусть он принесет тебе удачу, князь.
Тарег кивнул. И низко поклонился княгине и ее супругу.
— Седлайте коня, — приказал Джунайд. — И надо же, я снова вынужден разрешить тебе взять моего запасного хадбана, о нерегиль.
И шейх суфиев рассмеялся странным сухим смехом.
…Зеленая глазурь на огромном куполе дворца ярко сияла в лучах солнца. Баб-аз-Захаб видать было издалека — и легко на него править, петляя в переулках извилистого города, не зря названного Мадинат-аль-Заура.
Перед воротами дворца расположился Сук-аль-Газл, рынок торговцев пряжей. Запыленный и уставший после долгой дороги всадник неспешно прокладывал себе дорогу в толпе трясущего разноцветными нитями народа. С высоты коня он, улыбаясь, разглядывал смуглых людей в маленьких шапочках и чалмах, орущих, жестикулирующих и ожесточенно торгующихся: "три дирхам и два данга! Это грабеж! Вот уж три года, как я плачу за здешнюю синель три дирхам и ни дангом больше!.."
Стражники в воротах почему-то не обратили никакого внимания на спокойно въехавшего под поднятые зубья решетки верхового на плотном гнедом хадбане. А должны были, потому что хоть на всаднике не было доспехов — на плечи накинута простая дорожная джубба, волосы перевязаны ярко-синим шелковым платком — за плечами у того был пристегнут меч. А еще один длинный клинок явственно угадывался в длинном свертке, притороченном у правого стремени.
А всадник, отплативший страже тем же равнодушием, спокойно поцокал дальше — через мощеный кривым булыжником Двор привратников, мимо снующих по своим делам слуг-хавасс, а оттуда уже, по пыльной тропинке мимо огородов и фруктовых садов, ко вторым воротам, к мусалля[24] для больших церемоний — там стучали молотки и слышались крики надсмотрщиков: на месте страшной славы башни Заиры возводили новую дворцовую масджид, а через нее, уступая дорогу полуголым людям с полными камней и раствора носилками, всадник неспешно ехал дальше, дальше, мимо аптекарских огородов и через квартал гулямов внутренней резиденции, мимо старых и новых, сверкающих полированным мрамором, мазаров и больших могильных плит, по постепенно забирающим вверх улочкам в ущельях стен и высоких башен, к Пестрым — из-за горящих на солнце изразцовых фризов — воротам Ас-Сурайа, резиденции семьи халифа. За этими-то воротами и высился, уходя в яркое голубое небо, огромный зеленый купол.
Стража ворот тоже не вызвала его на пароль и даже вовсе не заметила. Тарег — а это был, конечно же, он — беспрепятственно въехал под прямоугольный свод и спустя мгновение его хадбан звонко зацокал подковами по полированным плитам Миртового двора. Видно, непривычный звук — в Миртовый двор по понятным причинам как-то не принято было въезжать верхом — привлек внимание прислуги. Отводящие глаза чары спали, люди в красно-оранжевых каба гулямов-худжри[25] заметили Тарега и заорали, наперебой показывая на него пальцем.
Нерегиль невозмутимо спешился у длиннейшего и широченного пруда, занимавшего почти весь двор, и отпустил коня напиться. А сам, не обращая внимания на нарастающий вопль и крик вокруг себя, наклонился над маленьким фонтанчиком, сбрасывающим воду в пруд, размотал пыльный шелк платка и принялся умываться. В конце концов, он не мог предстать перед своим повелителем с грязным — после четырехдневной непрерывной скачки — лицом.
Дикие крики и нестройный ор возымели, наконец, свое действие. Из арок входа в зал Мехвар — там халиф обычно давал аудиенцию подданным — выбежал молодой человек в золотом парчовом халате и чалме голубого царственного шелка. Тарег утерся рукавом — а зря, потому как рукав тоже пропылился насквозь — и пошел навстречу бегущему к нему юноше. Когда юноша добежал до него, нерегиль почтительно опустился на плиты пола и склонился в полном церемониальном поклоне.
— Тьфу на тебя! — крикнул Аммар вместо здравствуйте.
Не дожидаясь разрешения подняться, Тарег вскинул голову и заметил:
— Аммар, я понимаю, что для вас я язычник, и ты не можешь приветствовать меня как полагается ашшариту, но я четыре дня и четыре ночи скакал, останавливаясь лишь сменить лошадей на станциях барида. Поэтому хотя бы из уважения к моим усилиям ты мог бы быть чуть-чуть повежливей. Ты бы мог сказать: здравствуй, Тарег, я рад тебя видеть. Или даже так: счастливы мои глаза, что видят тебя, Тарег. А, Аммар?..
Ознакомительная версия.
