Ознакомительная версия.
— Ничего, Вася, я как-нибудь за себя постою. Мне уже так интересно стало, что это за зверь ваш особист, что не терпится посмотреть. Пойду, наверное, сейчас его разбужу.
— Что вы, что вы! — испугался Рябинин. — Пусть спит. Давайте я вас лучше по нашему судну еще повожу. Вы еще в машинном отделении не были.
Старпом допил чай, поблагодарил кока и, поднявшись из-за стола, громко сказал:
— Пойду, посмотрю на вашего страшного особиста! А то уже столько наслушался, а еще ни разу не видел!
На выходе из камбуза он на секунду задержался и успел услышать, как кто-то за спиной прошептал:
— Побыл у американцев, и смотри, что с человеком стало — совсем страх потерял.
Долгов улыбнулся и вышел на верхнюю палубу. Море по-прежнему было тихим и гладким. Кое-где проплывали редкие льдины и мусор с впереди идущих транспортов.
«Эх, не знаете вы еще, что есть такая наука — экология! — подумал старпом. — В двухтысячном вам бы уже штраф под нос воткнули».
Солнце теперь переместилось в корму и тускло светило, склонившись к горизонту. Долгов внимательно посмотрел на небо. Рано еще. Налет должен быть вечером. Он оглянулся назад, чтобы узнать у Рябинина, который час, и столкнулся взглядом с пристально его изучающим, совсем еще молодым и румяным особистом. Федоров стоял в дверях капитанской каюты и, выкатив глаза, не мигая, смотрел на Долгова.
«Ну вот и увиделись, — подумал старпом. — А то все особист да особист. А ты значит, вот какой, северный олень! И не страшный совсем. Сказал бы, что совсем еще даже желторотый».
На вид Федорову было лет двадцать пять, не больше. Розовые щеки с еще не сбритым пушком придавали лицу выражение детской наивности. Хотелось подойти и, потрепав за пухлую щечку, сказать: ути-пути! Какие мы пухленькие! Конфеток надо меньше кушать!
Старпом так бы и сделал, если бы не все то, что он успел услышать об особисте. Питался Федоров действительно хорошо. Такого коржами на маргарине не заманишь. Двойной подбородок красноречиво расплылся по воротнику с малиновыми петлицами, на которых поблескивали по два кубика. В синей фуражке с малиновым околышком и серых галифе особист был похож на подростка-переростка, заигравшегося в войнушку. Хотя и ростом он был со старпома, и комплекцией не меньше, и на портупее висела деревянная кобура с пистолетом, но во всем его облике читалась такая несерьезность, что Долгов не выдержал и, подмигнув, сказал:
— Ну что, выспался? А то так и второе пришествие проспишь.
Федоров хлопнул ртом, затем раскрыл его так, что Долгов смог рассмотреть розовое горло, и неестественно тонким голосом визгливо закричал:
— Капита-а-ан! Капитан!
Изопов скатился с ходового мостика и выскочил на палубу.
— Почему на судне посторонние, а я не знаю?!
— Так ведь, товарищ старший лейтенант госбезопасности, вы отдыхали и я не хотел вас беспокоить.
Долгову так стало обидно за капитана, этого труженика со стертыми до крови ладонями, пресмыкающегося перед упивающимся властью молокососом, что он не выдержал и, похлопав капитана по плечу, проникновенно сказал:
— Владимир Никанорович, вы возвращайтесь на ходовой пост, вам там нужно быть, а мы с юношей без вас побеседуем.
От таких слов сначала у капитана, а затем и у особиста отвисли челюсти. Но старпом уже остановиться не мог. Ну что поделать?! Вроде бы и понимал, что должен принимать правила игры такими, какие они есть. И что лучше бы ему не высовываться, а сделать свое дело и исчезнуть. Но поднялась в душе буря возмущения против разнузданного хамства. Не смог промолчать, видя униженную зрелость. Увы! Не то воспитание. Не то время. Страх, передавшийся с молоком матери при одном лишь упоминании об НКВД, Долгову был неведом. А чувство собственного достоинства, напротив, било через край.
Старпом легонько подтолкнул капитана к двери.
— Ваше место за штурвалом, Владимир Никанорович.
И Изопов, будто под гипнозом, послушно повернулся и исчез, закрыв за собой металлическую дверь.
— Ну так что? Ты хотел со мной познакомиться?
Теперь Долгов взял под локоть особиста и подтолкнул к капитанской каюте.
— Пошли. Будем знакомиться.
Все еще находясь в состоянии ступора, Федоров пропустил вперед себя старпома и осторожно вошел следом. Но в каюте он немного пришел в себя, здесь, как говорится, все было свое и родное, и, настороженно глядя на усевшегося на единственный стул Долгова, тоже присел на свое место за столом.
— Так что ты хотел узнать?
Старпом оглянулся, осматривая каюту. Возле иллюминатора незастеленная койка, под ней открытый деревянный ящик с бутылками. Так и есть, как говорил Рябинин, — броские американские этикетки. Тут же умывальник с рукомойником. На полу разбросаны портянки с хромовыми сапогами.
На лице Федорова отображалась напряженная работа мысли. Он понимал, что чего-то он не понимает. И это неведение его пугало. Но молчание затянулось и, решившись, он спросил:
— Ты кто?
— Для тебя Анатолий Михайлович. А еще, юноша, я привык, когда ко мне обращаются на вы.
Особист громко сглотнул, на всякий случай решил не рисковать и обратился, как требовали:
— А откуда вы взялись, Анатолий Михайлович?
— Оттуда… — многозначительно ответил старпом.
И получилось у него это так таинственно и сурово, что Федоров еще больше задумался. Так нагло с ним могли разговаривать только в его ведомстве. Прислали проверить его работу? Или кто-то настучал о его шашнях в исландском порту с американками? По щекам особиста пошли бордовые пятна. А может, он ошибается? Свои бы шифровку прислали, предупредили о проверке. Федоров облегченно вздохнул. Конечно бы предупредили. Там все как родные, пропасть не дадут. Но вдруг на его лице отобразился откровенный испуг. А если незнакомец из Главполитуправления?! Тогда — пропал! Там все идейные, все за чистоту рядов борются.
Федоров покосился на початую бутылку под столом и, как бельмо в глазу, сверкающий стеклом ящик под кроватью. Но решив, что паниковать еще рано, он, выдавив улыбку, попросил:
— А документик можно ваш посмотреть, Анатолий Михайлович?
— Перебьешься!
Точно из политуправления! Наши все любят корочками перед носом помахать. А этот смотри какой скрытный. Что же делать? Сначала нужно узнать, что ему известно.
— А я вас в Рейкьявике не видел. Вы к нам как добирались?
— Сложно добирался. Еще вопросы есть?
А может, не из комиссаров? Те сами любят вопросы задавать, а этот молчит. Или уже все знает?
Федоров побледнел.
Вчера сквозь пьяный туман он, кажется, видел в иллюминаторе эсминец. Вот на нем этот тип и прибыл по его душу! А вдруг ему известно, как он советские медали менял на виски с падкими на сувениры американцами?! Если знает, то мне конец!
Ознакомительная версия.
