Ознакомительная версия.
— Да ребята с другого нашего судна так точно описали тебя, что я сразу узнал.
— А! Это, наверное, с «Донбасса»? — помог ему Рябинин. — Они с нами в конвое идут.
— Да, да, с «Донбасса»!
Матросы расхохотались и начали потихоньку расходиться.
— Ну, Рябинин! Твою конопатую физиономию везде знают. Идемте, товарищ, покажем вам танкер. Мы скоро завтрак организуем, так вы не стесняйтесь, подходите.
Красная, выкрашенная суриком палуба танкера местами была в свежих, поблескивающих металлом вмятинах и глубоких царапинах.
— Это по нам «хейнкель» из пулемета стрелял, — подсказал не отходивший теперь от старпома Рябинин. — Наверное, поджечь старался. Немцы думают — раз танкер, так обязательно бензин везет. Откуда ему знать, что у нас в танках льняное масло. Анатолий Михайлович, а вы откуда меня знаете?
Долгов удивленно посмотрел в по-детски наивные глаза Рябинина.
— Ну, так это, Василий, ребята с «Донбасса» сказали.
— У меня нет знакомых на «Донбассе».
Старпом еще раз обругал свой болтливый язык и, натянуто засмеявшись, ответил:
— Да понимаешь, Василий, знаю я одного Рябинина, который как две капли на тебя похож.
— Правда? Так, может, это мой родственник? Кто он? Я его знаю?
— Что родственник — это уж точно. А вот знать ты его не можешь. Но попозже обязательно узнаешь.
— Вы нас познакомите, когда мы в Архангельск придем?
— Нет, не так скоро. Василий, а что ты мне все выкаешь? Зови меня просто Толиком.
— Неудобно. Вы старше меня.
Старпом подумал — знал бы ты, какую глупость сейчас сморозил, но вслух спросил:
— Ты с какого года?
— С двадцать второго.
— Ну, я на чуть-чуть тебя старше. Так что не выдумывай и зови меня по имени.
Долгов протянул руку и пожал узкую ладонь Рябинина.
— Будем считать, что теперь получше познакомились. А ты, Вася, давно дома не был?
— Вы имеете в виду — в Одессе?
— А причем здесь Одесса?
— Так ведь я из Одессы. У нас весь экипаж черноморцы. А вы почему так удивились?
Старпом озадаченно наморщил лоб. Значит, Рябинины позже в Питер перебрались? Или тут какая-то ошибка?
— Я, Вася, думал, что ты из Питера. Извини — из Ленинграда. У тебя там родственников нет?
— Нет, в Ленинграде нет. Да я там и не был никогда. А почему вы спрашиваете?
— Во-первых, прекрати мне выкать, а во-вторых, ответь мне на такой вопрос: признайся по-честному, у тебя подруга есть? Ну так, чтобы было все по-настоящему? Ну, ты понимаешь?
Рябинин смутился, но потом, зачем-то оглянувшись, шепотом ответил:
— Почему подруга? Жена у меня в Одессе осталась. А что, думаете рано мне еще? Только никому не говорите. В экипаже об этом никто не знает. Даже капитан. Мы перед самой войной поженились, а потом я в плаванье ушел. И вот уже год как дома не был. Одесса сейчас под немцем. Как там мои? Я жену со своей матерью оставил.
Ну, теперь вроде бы все встало на свои места. Долгов улыбнулся многозначительно и загадочно произнес:
— У нее все хорошо. Это я тебе точно говорю. Я тебе даже больше скажу. Есть у меня такая уверенность, что у тебя родился сын. А для того, Вася, чтобы ты смог его увидеть, ты должен меня во всем слушаться, особенно сегодня вечером. А еще лучше — всегда будь рядом. Ну чего рот раскрыл? Считай меня своим ангелом-хранителем, оберегающим тебя от опасностей и приносящим добрые вести. И еще: если ты мне хоть раз выкнешь, я всем расскажу о твоей подпольной свадьбе.
Рябинин стоял, будто оглушенный бревном. Сглотнув и кое-как справившись с чувствами, он еле слышно вымолвил:
— Ангелов не бывает… Я понял — вы тоже из НКВД? Я никому не скажу. У нас что, в экипаже есть шпион? Вас прислали в помощь Федорову?
Теперь раскрыл рот Долгов.
— Ну ты даешь! — удивленно выдохнул он. — Я и слов таких не знаю. Ты ерунды не говори, а лучше покажи мне корабль.
Они прошли в нос танкера. Здесь Долгов увидел зенитную пушку с задранным вверх стволом, обложенную мешками с песком. Он с интересом потрогал затвор, погладил ручки наведения. У ног в деревянном ящике лежали снаряды с красными ободками. Он попинал их носком ботинка и спросил:
— Ну и как? Помогает? Кого-нибудь сбили?
— Нет! — засмеявшись, махнул рукой Рябинин. — У нас зенитчицы — девчонки. Стреляют не очень. Возле Исландии какой-то самолет обстреляли, оказалась американская «каталина». Так им капитан после этого запретил стрелять, пока другие в конвое не начнут.
— Я не видел девушек среди экипажа.
— Так это же не все. У нас экипаж сорок человек. Владимир Никанорович остальным разрешил отдыхать после утреннего налета.
Долгов заметил, как двое искоса поглядывающих на него матросов развернули пожарный шланг и принялись поливать палубу, смывая за борт мусор.
— Вася, а где у вас радиорубка?
— Да вон она, — Рябинин указал на трехэтажную надстройку в корме. — Вон, у борта. Дверь открыта.
Долгов присмотрелся и увидел маячивший в дверях женский силуэт. Иллюминаторы рубки выходили у самой воды, на одном уровне с палубой.
«Так, теперь ясно — торпеда ударит в правый борт и ближе к корме, — размышлял он, прикидывая, как это вскоре произойдет. — Хотя не факт, что радистка была в радиорубке. А с другой стороны — идет бой, судно отбивается от авианалета. Тревога. Все по боевым постам. А где радистке быть? Конечно, в радиорубке. Теперь подумаем, как умудрился подставиться Рябинин».
— Вася, а ты кем на судне?
— Я на должности трюмного, а так — куда капитан пошлет. Я все могу.
«Куда же он тебя послал, что ты попал под торпеду?» — задумался старпом.
— Вася, а ты можешь сегодня от меня не отходить? — Долгов хлопнул по-дружески Рябинина по плечу и рассмеялся. — Я совсем не знаю ваше судно, так побудь у меня нынче экскурсоводом.
— Это уж как капитан скажет. Танкером не вы, Анатолий Михайлович, командуете. Им командует Владимир Никанорович. А он слушается только Федорова.
— Опять этот Федоров! И сколько раз тебе говорить: прекрати мне выкать! Расскажи мне об особисте.
Рябинин оглянулся вокруг и, сделав над собой усилие, спросил:
— А ты правда не из НКВД?
— Правда. Так кто он такой?
— Никто толком не знает. Он у нас уже год, а кроме его звания и фамилии никто ничего не ведает. Все стараются держаться от него подальше, ну, а уж если приспичит обратиться, то только — «товарищ старший лейтенант госбезопасности». Даже капитан к нему так обращается. А больше я ничего не знаю.
Долгов почувствовал, что с этим Федоровым ему еще придется выдержать нелегкий разговор, а потому нужно приготовиться.
Ознакомительная версия.
