— Капитализм поэтому синоним богатства тех, у кого есть большое стадо. И в этом самом стаде могут быть совсем не обязательно животные скоты. Капитализм это миллионы людей, которых такие, как я, превращают в этот самый скот. Понимаешь? Все они уже не люди. Это просто такие человекоподобные существа, — Хамомото Хейсайо презрительно махнул рукой, как будто речь шла о чём-то противном ему, недостойном его высокого положения в обществе. — Всеми ними должна владеть избранная элита. Ясно тебе? — Он снова холодно посмотрел на не смеющего пошевелиться губернатора. — А я кто? Я и есть элита этой планеты! Самая что ни на есть настоящая! Если я начну относиться к ним, как к людям, то потеряю свою власть, свои деньги, уважение партнёров — потеряю всё! Многие правители совершали эту ошибку, большую ошибку! Они рвались к власти, они добивались этой власти, но не могли её удержать, потому что они пытались властвовать над людьми. А люди не хотят, чтобы ими управляли, чтобы над ними властвовали. Потому-то их и нужно принудить отдать добровольно свою свободу. Как? Да, очень просто! Через страх. Все, все они боятся потерять свою никчёмную жизнь! Вот потому-то всё сейчас на планете так, как есть. Всё для того…
Хамомото Хейсайо потряс тяжёлой головой, поставил бокал на низкий стеклянный столик около кресла и с трудом поднялся на ноги, кряхтя и морщась. Полотенце упало с его колен на каменный пол, и Сю Фэн вынужден был отвернуться, чтобы не лицезреть дряблый голый зад олигарха. Но тот уже укутался в махровый халат, расшитый золотыми вензелями на груди.
Хамомото Хейсайо цепко взял губернатора за локоть и повёл его в оранжерею, продолжая разглагольствовать профессорским тоном:
— Не хотят они власти над собой, скоты! Понимаешь, губернатор? Но мы их всё равно загоним в стойла! Не всех, разумеется. На планете за последнее время расплодилось столько бесполезного сброда. Столько расплодилось! И все они требуют от нас еды, жилья, медицины и образования для себя и своих никчёмных отпрысков. Ты представляешь эту ненасытную ораву, губернатор? Здешние властители делают вид, что заботятся о них, но рано или поздно подобные недальновидные правители будут уничтожены, и после них начнётся новая страница истории. Но нам-то этого совершенно не нужно. Соображаешь? Я, в отличие от Чой Шо, понимаю, как следует править эти миром, чтобы твоя власть была абсолютной и вечной.
— Как? — осторожно поинтересовался Сю Фэн.
— Очень просто! Для этого надо превратить каждого — каждого на этой планете! — в безропотное и тупое животное, которое по собственной воле позволит делать с ним всё что угодно.
Хамомото Хейсайо потыкал пальцем в воздух перед собой, будто пытался убить невидимых насекомых, витавших вокруг.
— Но каким образом? — изумился и не на шутку испугался Сю Фэн. — Ведь всё ещё существует закон. Разве допустимо…
— Только не нужно мне говорить о методах, которые допустимы! — грубо перебил его Хамомото Хейсайо. — Ты понял? Ты занимаешь свою высокую должность на этом острове только благодаря мне, благодаря моим деньгам и моим связям в правительстве. Я вытащил тебя из грязи и поставил на эту должность! Ты мне теперь обязан по гроб жизни! И это я плачу тебе деньги, на которые ты отстроил свой особняк на берегу океана, — я, а не правительство, от которого ты получаешь свой жалкий оклад провинциального сановника! И сейчас я теряю эти свои деньги, теряю с каждым днём всё больше и больше! Если ты не способен уладить ситуацию, я найду того, кто сможет сделать это вместо тебя. Ты понял меня?
Сю Фэн затряс головой, в которой сейчас проносились страшные картины будущего, в котором он потеряет всё нажитое за эти годы бесконечными унижениями, заискиванием перед такими, как Хейсайо, казнокрадством и взятками.
— Я зарабатываю деньги, — бесстрастно продолжал Хамомото Хейсайо. — Я их не жертвую, я не гражданин мира, не филантроп. Если эти оборванцы и бездари не способны создать свой бизнес, так же как я, и зарабатывать приличные деньги, пускай тогда горбятся с киркой на моих шахтах. Разве это не справедливо? Я и так был достаточно милостив к ним. В своё время я начинал с того, что возил на собственном горбу резиновые шлёпанцы и холщёвые шорты из южных провинций в северную столицу, когда после революции там не было практически ничего. И посмотри, кем я стал теперь!
Хамомото Хейсайо самодовольно раскинул в стороны руки, словно пытаясь охватить ими весь свой дорогой особняк. Признался:
— Правда, когда в двадцать лет ты получаешь свой первый миллиард биджей, трудно потом придумать себе новую цель… Но я её придумал.
— И что это? — снова осторожно поинтересовался Сю Фэн, чувствуя невольный трепет в коленях.
— Власть — безраздельная и безграничная, — небрежно махнул пухлой рукой Хамомото Хейсайо и блеснул глазами, будто полоснул острым лезвием по горлу. — А такую власть могут дать только деньги: большие, огромные деньги! Поверь мне, губернатор, в скором времени торговцы, такие как я, станут выше любых властей и законов. Корпорации будут править этим миром: одни на юге, другие на севере! И тогда даже такие чиновники, как ты станут никому не нужны. Всех вас выбросят на улицу, как голодранцев.
Хамомото Хейсайо презрительно усмехнулся.
— Боишься? Не бойся! Я могу оказать тебе услугу в обмен за твою преданность.
Сю Фэн благоговейно и покорно склонил голову.
— Да, мой господин! Но вам совершенно нечего беспокоиться. Чой Шо строго придерживается неприкосновенности частной собственности и полной свободы для бизнеса без каких-либо ограничений.
— Это отрадно, только эта убеждённость нашего владыки основана не столько на уверенности в своих силах, сколько на страхе потерять уютное кресло правителя Гивеи, а вместе с ним и все гарантии собственной безопасности, — презрительная усмешка скривила губы Хамомото Хейсайо. — Этим он мало чем отличается от тебя, мой губернатор. Но, как оказалось, в идеальной картине мира, которую рисуют себе наши правители и вельможи, существует один малоприятный, но реальный фактор — гивейский народ. И этот самый народ напрочь ломает всю иллюзию стабильности и благоденствия, которая так мила взору Чой Шо, как была мила и всем его предшественникам. Те, в конце концов, поплатились за свои иллюзии. Не далёк час и самого Чой Шо.
— Так о какой услуге вы говорили? — напомнил Сю Фэн, усердно топорща коротко стриженые усы.
— Понимаешь ли, мой нерешительный и продажный сановник, — Хамомото Хейсайо по-хозяйски приобнял губернатора за худые плечи. — Мои люди стали плохо справляться со своими обязанностями по охране моего золотодобывающего бизнеса. И ты, как должностное и высокопоставленное лицо на этом жалком острове должен мне помочь избавиться раз и навсегда от проклятущего рабочего комитета и от взбаламученных им шахтёров. Мне нужно содействие федеральных властей. Мне нужны войска на Акашиме, чтобы они прошлись по нему огнём и мечом! Понимаешь? Или же я сам найму частную армию и превращу этот остров в настоящий ад! Ясно?
Хамомото Хейсайо растянул в улыбке тонкие неприятные губы хитреца и брюзги.
— Да, мой господин! — услужливо склонил голову Сю Фэн.
— Тогда ступай!
* * *
Ночь, тиха и недвижима, пахла степной горечью, мешавшейся с пряной свежестью фруктового сада, в глубине которого укрылся трёхэтажный коттедж генерала Ким Су — заместителя начальника Генерального штаба гивейской народной армии. Густая тёмная синева неба над домом искрилась россыпями звёзд, и генерал, стоя перед высоким окном своего кабинета, заложив руки за спину и слегка покачиваясь на каблуках, молча, внимал величию звёздного купола, погружённый в задумчивое созерцание.
Такого неба, как здесь, в столице не увидишь… Скорее всего, не увидишь.
Ким Су давно уже не осмеливался оторвать свой взгляд от окружающей унылой повседневности и обратить его к сверкающей звёздами вечности над головой, где в молодости находил отдохновение для своей мятежной души. Возможно, он просто боялся осознать всю тщетность и мелочность нынешнего своего существования на планете, где жизнь становилась всё больше похожей на инфернальный бред, боялся признать собственное ничтожество перед безмятежной и величавой красотой вселенной? Может быть, поэтому к нему всё чаще теперь приходило осознание необходимости перемен в этой самой жизни? Время, словно подгоняло его к осознанию того, что однажды крышка инферно может захлопнуться над родной планетой окончательно, и этот мир погибнет в фашиствующем угаре кучки безумцев.
