опять чуть не спалилась.
– Да это я фантазирую. – Отмахнулась я. – Напишите просто – "долг".
– Хорошо, – Линьков вздохнул и дописал нужное слово.
Я черканула загогулину, и мы разбежались довольные друг другом: Линьков отдал долг, а мой карман теперь оттягивала упаковка с деньгами.
Получив на руки трудовую и расчётные, честно говоря, совсем смешную сумму, я, тем не менее, облегченно вздохнула.
Отлично. Пойду, значит, домой спать.
Напоследок я зашла в кабинет, где Алевтина Никитична и Аллочка заканчивали складывать последние папки.
– Ну что, товарищи, – бодро сказала я. – Позвольте поблагодарить вас всех за прекрасно выполненную работу! Ивана Аркадьевича мы не подвели и все сделали не просто вовремя, а со значительным опережением сроков.
Алевтина Никитична довольно улыбнулась и подмигнула:
– А то!
Аллочка скривилась и смотрела куда-то в сторону.
– У меня будет еще одна просьба, – сказала я. – Попрошу отчитаться Ивану Аркадьевичу о проделанной работе, кроме того, Алла, держите все списки с каталогами под рукой. Когда приедет комиссия – вы должны будете при необходимости срочно представить любую информацию. Чтобы у них не возникло впечатления, что чего-то не хватает.
– Вот сами и показывайте, товарищ Горшкова, – зло фыркнула Аллочка и отвернулась.
Алевтина Никитична озадаченно переводила взгляд то на нее, то на меня.
– Не могу, товарищ Чайкина, – снисходительно сказала я и помахала трудовой книжкой перед лицом коллег. – Дело в том, что через полчаса истекает время моей работы в депо "Монорельс". Проще говоря – меня только что уволили. Поэтому вся надежда на вас.
Ответом мне были вытянутые лица Аллочки и Алевтины Никитичны.
Да, слухи ходили по всей конторе. Но мы настолько погрузились в работу, что все прошло мимо нас. Если бы мне не сообщила сначала Щука, а потом Зоя – я тоже бы не знала ничего.
– Как же так?! – первой отмерла Алевтина Никитична. – И почему так внезапно? Они не имеют права! Должно пройти хотя бы три дня!
– Так три дня как раз и прошло, – улыбнулась я.
– Так ты знала? – ахнула Алевтина Никитична.
– Знала, – кивнула я. – Щука лично сообщила мне сразу.
– И ничего нам не сказала! – обвинительно кинула Алевтина Никитична.
– А зачем? – пожала плечами я. – Чем бы это знание помогло нам выполнить работу? Только бы тратили время на все эти причитания и ахи-охи.
– То есть ты все это время знала, что уволена, но продолжала жить на работе и пахать для Ивана Аркадьевича? – покачала головой Алевтина Никитична. – Поэтому ты сама так гнала и нас заставила?
– Ну а как? – подняла на нее взгляд я. – Он мне очень помог тогда, когда Горшков выгнал меня на улицу и чуть не отнял квартиру. Да вы же сами всё помните.
– Да что ж это такое… – смахнула слезу Алевтина Никитична. – Надо звонить Ивану. Пусть решает.
– Алевтина Никитична, – устало сказала я, – никому звонить не надо, хоть бы он свои проблемы сейчас порешал.
Все это время Аллочка смотрела на меня, словно первый раз увидела.
– Ладно, девочки, заболталась я с вами, – сказала я, взглянув на часы. – Время выходит, мне надо бежать, а то Лактюшкина сейчас запрет кабинет, и я свои вещи забрать не успею. А у меня там, между прочим, тот кипятильничек, что вы мне подарили, Алевтина Никитична. И совсем новый тюбик крема для рук. Всё! Всем спасибо! Прощайте! Удачи!
Я выскочила из кабинета, не дав ответить. А то знаю я эти расставания – на добрых три часа затянется. А мне действительно нужно было забрать вещи. Кроме того, я решила уничтожить парочку начатых и почти сделанных таблиц и документов. Тупо не хотелось, чтобы результатами моей работы воспользовался кто-то другой. Пусть сами всё делают.
Я вышла в коридор и заторопилась, как сзади меня окликнула Аллочка. Я обернулась – она выскочила за мной, лицо красное, сконфуженное.
– Горшкова… Лида… – тихо начала она, – ты это… прости…
Я пожала плечами:
– За что?
– Ну, что я над тобой поиздевалась с этой запиской…
Я хмыкнула.
– Понимаешь, когда ты ворвалась в кабинет и прицепилась из-за той бумажки, я решила, что ты против Ивана Аркадьевича вынюхиваешь. Я уже давно тебя подозреваю.
– Замечательная логика, – демонстративно поаплодировала я, хоть на душе стало тоскно. – Вынюхиваю против Ивана Аркадьевича и при этом живу на работе, чтобы прикрыть его задницу.
– Ой, знаешь, сколько у нас таких было! – пренебрежительно отмахнулась Аллочка.
Я пожала плечами, мол, пофиг.
– Ну, я еще думала, что ты на мое место метишь, – сникла Аллочка. – Иван Аркадьевич тебя все время хвалил и мне в пример ставил.
Я закатила глаза.
– Так всё-таки, что в той бумажке было, что ты так заорала? – напомнила я.
– Да ничего там такого не было, – попыталась отбрехаться Аллочка, – паук там только был.
– Ну, паук, так паук, – кивнула я, – вы меня задерживаете, товарищ.
Я продолжила идти, как Аллочка ухватила меня за рукав:
– Да погоди ты! – чуть не плача, воскликнула она. – там касалось меня только.
Я вырвала рукав из рук Аллочки и продолжила идти.
– Ну, Лида! – не отставала Аллочка, – ладно, скажу, только поклянись, что никому не расскажешь!
– Честное пионерское! – строго сказала я и торжественно отдала пионерский салют.
– Не смешно! – фыркнула Аллочка. – По-настоящему поклянись.
– Это как? – уточнила я. – Землю есть? Ладно, пошли вазон искать.
– Нет! Серьезно клянись, – настаивала Аллочка, чуть не плача.
– Ну ладно, – мне стало вот прям очень интересно.
Я поклялась.
– В общем, – замялась Аллочка и уши ее заалели. – Там на меня был донос.
– Ого, – удивилась я. – Если уж на тебя донос, то тогда я ничего в этой жизни вообще не понимаю. Что же ты натворила такое, деточка? Куклу у соседской подружки украла и тайно покрасила зеленкой? Вытерла двойку в дневнике и нарисовала пятерку, чтобы мама не заругала? Прости, но больше вариантов я не вижу.
– Да нет, –
