всей красе – в старых растянутых трениках и рваной на рукаве тельняшке.
– О, Лидка! Дарова! – увидев меня, обрадовался Петров. – Слышь, Лидок, помоги, спаси бывшего соседа.
– Что опять случилось? – хмыкнула я, присаживаясь на лавочке рядом.
– А то ты не знаешь, – ответной ухмылкой осклабился Петров.
– Не-не-не, Петров! – замахала руками я. – Даже не проси! В магазин бежать для тебя не буду, некогда мне. На работу надо, уже опаздываю.
– Да ты чё, Лидка, – зашептал Петров наклоняясь ко мне и обдав сивушным амбре. – Зайди вон в аптеку, нормально.
– Заболел что ли? – не поверила я.
– Да какое там заболел, – отмахнулся Петров, – "Пион" мне купи. Или "Боярышник". Пять пузырьков. Больше Стася не даст.
– Зачем пион? – не поняла я. – И кто это Стася?
– Аптекарша Стася. Коза она драная, гоняет меня, – скривился Петров и тут же без перехода заканючил. – Ну, Лидка, ну, будь человеком, ну, сходи…
Вздохнув, пошла. Ну, как не помочь по-соседски.
В аптеке было прохладно, пахло суровыми лекарствами, что-то вроде как мазью Вишневского. На стойке стояли аптекарские весы. Я аж залюбовалась. Отвыкла, что всякие пилюли и микстуры готовили раньше прямо там, в аптеке.
– Вам что? – строго спросила меня аптекарша, в накрахмаленном до состояния картона белом халате и такой же "картонной" кипенно-белой шапочке.
– Секунду, смотрю, – я обвела глазами заставленное пузырьками и коробочками пространство. И тут мой взгляд наткнулся на витамины. Рот моментально наполнился вязкой слюной.
– Вооот! – обрадовалась я, показывая на пакетики и коробочки. – Это. И это. И еще это!
– Зачем вам столько? – строго и подозрительно спросила аптекарша, поправляя очки.
– В село еду, – ответила я (кстати, в село съездить надо бы). – Мама сказала купить.
– Понятно, – согласно кивнула аптекарша.
Видимо в эти времена было в порядке вещей закупаться для деревенских родственников впрок.
– И "Пиона" дайте, пять штук, – сказала я (хорошо хоть, что вспомнила). – Для бабушки.
– Пожалуйста, – передо мной появились искомые бутылочки.
В общем, загрузилась я лекарствами и вышла из аптеки на улицу, где меня с нетерпением дожидался Петров:
– Ну чё, купила? – просемафорил глазами Петров.
– Ага, – кивнула я.
– Отойдем, – шепнул Петров, косясь на окна аптеки.
– Чё так-то? – удивилась я.
– Да ну ее, эту Стасю, – заиграл желваками Петров и потянул меня куда-то в заросли сирени. – Еще увидит, сразу начнется.
– Ха, – хмыкнула я. – Знаю я такой тип медработников, строгие, как скальпель. Я, когда в профилактории лечилась, так там тоже такая докторица была, Сима Васильевна. Вот она была прямо огонь.
– Так Стася – это ее дочка, – пожал плечами Петров, с благодарностью принимая "Пион".
У меня прям культурный шок произошел.
Ну это ж надо!
И вот вбегаю я в здание (а еще обеденный перерыв), несусь по коридору и (тадам!), конечно же, натыкаюсь на Щуку!
– Горшкова! – завопила она (ну что у человека за манера, увидев меня, орать не своим голосом?).
– Щукина! – в ответ выкрикнула я.
Надо было видеть лицо Щуки. Она вздрогнула и с минуту ошалело хлопала глазами. Я аккуратно обошла ее и пошла дальше. В спину понеслись какие-то восклицания, и, возможно, проклятия, но я уже не слышала, да и плевать. Наше "общение" из точки бифуркации давно уже перешло в точку невозврата.
Вечером, перед сном, я заскочила в дамскую комнату, раскрыла пакетик с аскорбинкой и высыпала все содержимое в рот. М-м-м-м-м! Как же вкусно!
Не выдержав, я сожрала все пакетики, что у меня были.
Настроение сразу поднялось. Вот что значит витамины для измученного непосильной работой организма!
Довольная, я вернулась в кабинет, и мы продолжили расчищать агиевы конюшни конторы депо "Монорельс". Втроем!
Вечером, я доделывала протоколы, печатая на машинке, Алевтина Никитична своим красивым почерком заполняла карточки, а Аллочка раскладывала все по папкам. Стопки документов унылыми небоскребами тянулись до потолка. Пытаясь засунуть заполненную карточку в верхнюю папку в стопке, Аллочка влезла на стул. Из заднего кармашка трикотажных брюк торчал уголок вчерашнего листочка. Видать, закрутилась, устала и забыла.
Когда, наконец-то, сегодняшняя часть работы была закончена, все попадали спать. Я еле дождалась, пока все уснут: вот, словно могучий богатырь, утробно захрапела Алевтина Никитична, следом начала тихо-тихо сопеть Аллочка.
Подождав еще минуту и удостоверившись, что все точно спят, я прокралась к стулу с одеждой Аллочки и бесшумно, стараясь не разбудить, двумя пальцами вытащила сжамканный листочек. Тихонечко-тихонечко, на цыпочках, я просочилась в коридор и в неярком свете ночного электричества развернула листок.
Перед глазами запрыгали буквы:
"Считаешь себя самой умной, Горшкова? Думаешь, я не догадалась, зачем ты все вынюхиваешь? Иди в жопу!".
Глава 18
С утра Аллочка избегала на меня смотреть, а в работе старалась быть поближе к Алевтине Никитичне. Я делала вид, что ничего такого не произошло, и лишний раз ее не трогала. Тем не менее работу мы делали. Когда Алевтина Никитична выходила из кабинета – только треск пишущей машинки, шелест переворачиваемых листов, да еще шум дождя за окном, нарушали тишину.
Я приоткрыла окно, и теплая свежесть вместе с запахами мокрой травы ворвалась в кабинет. Аллочка покосилась, но ничего не сказала.
Но главное – работа двигалась, причем быстро и качественно. Осталось почти ничего, и я решила сбегать к Зое, попросить пару копирок, а то эти уже не годились.
Зои на месте не оказалось, она на три дня взяла больничный по уходу за ребенком, поэтому пришлось бежать в Тоне. Как обычно, Тоня сидела среди зарослей гортензий и фикусов, и подгоняла цеховых рабочих с заполнением бумажек. Со мной она держалась отстраненно-вежливо, копирок, правда, не дала, зато фальшиво посочувствовала в связи с моим увольнением. Видно было, что она ничуть не огорчена по этому поводу. Я, в свою очередь, сдержанно поблагодарила, также фальшиво пожелала ей удачи в работе, и мы с обоюдным облегчением расстались. Кстати, она даже не спросила, куда
