на кухне и с комфортом устраиваясь у окна. – На свидания бегаешь?
– Нееет, – засмеялась я. – Старая я уже по свиданиям бегать. На работе я пропадала. Срочные дела, надо было все поделать.
– Аааа, – кивнул Роберт. – Ясно.
Я заглянула в холодильник, обнаружила там только пельмени и предложила гостю.
– Нет, спасибо, меня ваши старушки пирожками наугощали, я за эти два дня потолстел уже, – засмеялся Роберт. – Я по делу пришел. В общем, я все, что смог, выяснил.
– Рассказывай, – напряглась я.
– Тут довольно запутанная история. – начал рассказ Роберт. – Эта твоя Римма Марковна, оказывается, в молодости была замужем за Яковом Бурштейном. Он еврей, и то ли лингвист, то ли писатель. А вот его брат, Борис Бурштейн, был в немецком штабе переводчиком во время войны. А потом этому брату по доносу впаяли, что он якобы поддерживал фашистов. Брата потом осудили и отправили в лагеря. А этого Якова Бурштейна заодно, раз он тоже лингвист, то за содействие, как-то так. Я же говорю, запутанная история. А Римма Марковна через знакомых как-то смогла выкрутиться, подделала документы и жила как незамужняя.
Я только успевала переваривать информацию.
– Ее соседка Элеонора Рудольфовна, по совместительству твоя свекровь, – хмыкнул Роберт, – узнала и начала шантажировать ее этой историей. В общем, бабушку хорошо так психологически обработали, не за один день. Под угрозой разоблачения ее заставили приписать в комнату Ольгу Горшкову и поместили в спецучереждение для стариков с деменцией.
– Кошмар какой, – расстроилась я. – Слушай, Роберт, а откуда Элеонора узнала о прошлой жизни Риммы Марковны, особенно, если документы подделаны?
– Да Римма Марковна сама ей проболталась. Случайно. – Вздохнул Роберт. – Сперва Элеонора влезла к ней в дружбу. А та уже старая, где-то и ляпнула.
– А как она могла приписать Ольгу Горшкову к себе в комнату, если в то время Ольга жила вот в этой квартире? – не поняла я.
– Мутная история, – пожал плечами Роберт. – У них там какая-то знакомая в паспортном столе есть, и она помогала им с приписками всякими. Ольга тут жила, но не была приписана.
– Мда, – поёжилась я, – видимо, разработали многоходовую аферу, и мою квартиру отжать, и комнату Риммы Марковны.
– Ага, – зевнул Роберт. – Я так понимаю, там и другие соседи в сговоре были.
– Роберт, слушай, я не хочу озвучивать эти факты из жизни Риммы Марковны в газете.
– Кстати, выписать Ольгу Горшкову не выйдет. Да, и у нее покровители есть. – заметил Роберт. – То есть жить Римме Марковне теперь вообще негде. Так как я сильно сомневаюсь, что Горшкова пустит ее обратно в комнату.
– Пофиг. Заберу, значит, к себе, – вздохнула я.
Мы проговорили до самой ночи. Я договорилась с Робертом, что проверю текст его статьи. И в понедельник поеду забирать Римму Марковну. Роберт вызвался ехать со мной. Ну и прекрасно, силовая поддержка не помешает.
Когда Роберт ушел, я помылась (нормально в ванной, а не скрючившись по частям в умывальнике в дамской комнате на работе, как все эти дни) и пораньше легла спать.
Завтра поеду в село.
Теперь пришла пора разобраться с родственниками.
Глава 19
В село к родственникам положено ехать с утра, лучше – часов в пять утра. Идеально – на первый автобус. Но я-то была неправильной, поэтому решила ехать, когда удобно мне, а если замотаюсь, то вполне сойдет и на последний автобус.
Адрес, куда ехать, я знала, недаром стоически вытерпела все эти родственные "гости", зачастившие ко мне в последнее время.
Итак, мою мать зовут Александра, но все ее называют Шура, отца – Степан. Есть у меня старшая сестра Лариса. Ее мужа зовут Витя. Деревня, в которой жила Лидочка до того, как переехала в город, называется Красный Маяк. Ранее оно носило название Графское, но после революции такое название для советской деревни сочли не комильфо, кроме того, там был сформирован колхоз "Красный Маяк", следовательно, и деревню переименовали также.
Точного местоположения дома Скобелевых я не знала, но надеялась, что по ходу разберусь (кстати говоря, именно этот момент меня очень напрягал).
Во все времена в село к родственникам положено везти подарки и "городские" продукты. Деньги у меня были (спасибо Линькову), поэтому нужно было побегать по магазинам. В итоге, выстояв все утро в очередях, я капитально так затарилась: купила несколько сортов конфет, печенья и политых мятной глазурью пряников, и даже коробку зефира, на всякий случай; колбасы удалось взять двух сортов – "Докторской" и две палки "Московский сервелат" (повезло, как раз только привезли); сыра хорошего в центральном гастрономе сегодня не было, а бегать искать по другим было неохота, поэтому ничего брать не стала, зато приобрела копченного палтуса и три банки иваси "пресервы". Кроме того, взяла две булки черного хлеба и пшеничный батон. "Гвоздем программы" стали три бутылки "Столичной" и бутылка полусладкого крымского вина. Ну что же, программа-минимум выполнена (и как я это все теперь дотащу?). Осталось найти личные подарки.
А вот с личными подарками засада. Я же совершенно не знаю, ни как выглядят родственники Лиды, ни их размеров-габаритов, ни вкусовых предпочтений.
Совсем растерянная, я дотащила продукты до подъезда, села на лавочку и крепко задумалась, что делать. Из размышления меня вывело появление бабы Вари, которая как раз "заступала на дежурство" на лавочке. Обрадовавшись собеседнику в моем лице, соседка вывалила на меня целый ворох всевозможных сведений.
– А что это ты такая грустная, Лида? – наконец заметила мое настроение баба Варя.
– Да вот, еду в село, продуктов взяла, а что купить родителям и сестре на подарки – не знаю, – вздохнула я.
– Вот молодец, – похвалила баба Варя, – сейчас молодежь все больше старается оттуда продуктов притащить, а то, что в деревне многого не купишь – забывает.
– Так что же взять? – вернула я бабу Варю к решению моей насущной проблемы.
– Да все тут просто, – растолковала соседка, – купи им из одёжи что-то, в селе все быстро горит.
– Да нет, одежда есть у них, – схитрила я, – нужно что-то такое… нужное, полезное и не
