Вадик, – обрадовалась я. – А ты же потом все это обратно снимешь?
– Да не вопрос, – кивнул Вадик. – А когда тебе надо?
– Я завтра к вечеру планирую вернуться, – сказала я.
– Нет, вечером я не могу, занят, – покачал головой Вадик с такой мечтательной улыбкой, что сразу стало понятно, чем именно, а точнее – кем именно, он будет занят.
– Лады, – согласилась я, – послезавтра утром вполне нормально будет.
– Тогда не раньше десяти, – сообщил Вадик, чуть подумав. – Спать буду, у меня с обеда практика в больнице.
– Хорошо, – кивнула я, – и вот еще…
Я достала из ящика стола два кусочка мыла – черное, с активированным углем, и белое, с блестками, и протянула Вадику:
– Держи. Это мыло такое. Подружке своей завтра подари.
– Ух ты! – обрадовался он, рассматривая. – Ленке такое точно понравится. Спасибо! Слушай, Лид, а давай мы тебе еще вторую руку или голову загипсуем?
– Зачем? – не поняла я.
– А ты мне тогда еще такого мыла дашь, – засмеялся Вадик. – А то я сейчас приду домой, Ритка увидит, не успокоится, пока все не отберет.
– Да без проблем, на, держи еще, – я протянула Вадику еще два куска мыла.
Вадик с крайне довольным видом ушел домой, а я заторопилась на автобус.
Автовокзал был битком забит людьми. На перроне толпился народ с сумками, чемоданами и баулами, отъезжали и приезжали автобусы. А над всем этим динамик периодически хрипло делал краткие объявления.
Распугивая стайку наглых голубей и воробьев, наперебой клюющих крошки возле урны, я прошла к кассам и купила билет на ближайший автобус. Мне повезло, совершенно случайно ждать предстояло не больше двадцати минут.
Я неспешно нашла свой перрон и пристроилась возле ожидающих людей: деревенские мужики в кепках, тетки в платочках с детьми, старушки с корзинами. Все переговаривалась, волновались, кто-то смеялся. Мужики дымили сигаретами чуть в сторонке, пуская крепкий дым.
Наконец, подошел автобус, и народ полез внутрь в буквальном смысле этого слова. Толпа внесла меня внутрь. Мне повезло, и я устроилась на свободное место у окна. Под ноги я поставила авоську, а рюкзак со стеклянными бутылками аккуратно примостила на коленях.
– Эй, деваха, – окликнула меня какая-то тетка с густо накрашенными глазами. – Не стыдно сидеть, когда старшие стоят?
Я посмотрела на стоявших, все были примерно моего возраста или моложе, в основном мужики. Женщины с детьми и старики – все сидели.
– Где? – спросила я.
– Я! – нагло сообщила тетка, сверкнув золотым зубом, испачканным красной помадой, которая растекалась с губ. Была она старше Лидочки, от силы лет на десять. То есть ей или лет сорок-сорок пять или же такая как Лида (в это время, а в деревнях особенно, старели быстрее).
– И что? – не поняла я.
– Вставай, говорю! – рявкнула тетка, оглядываясь за поддержкой, – тебя что, не научили уступать место старшим?
– Да! Расселась тут! – поддержал ее какой-то мужчинка с таким лицом, что Ломброзо рыдал бы от умиления.
– Старшим уступать – учили, – кивнула я. – Тебе – не буду.
– Ну вы посмотрите, что делается?! – возмущенно обратилась к остальным пассажирам тетка.
Народ зашумел. Мне стало неудобно и я, извинившись у сидящей рядом женщины, начала потихоньку вставать, придерживая рюкзак свободной рукой.
– Женщина, вы не поможете мне лямку рюкзака на плече поправить? – спросила я. – Сама не справлюсь.
Я показала ей вторую руку в гипсе.
– Да как ты всю дорогу стоять с сумками и в гипсе будешь? – охнула женщина. – Садись, давай, обратно.
Та что-то еще возмущалась, но, увидев мой гипс, с ворчанием заткнулась. Теперь уже симпатии людей явно перешли на мою сторону, а на золотозубую тетку понеслись упреки. Наконец, пришла контролерша, ловко протискиваясь толстыми боками между пассажирами, бдительно проверила у всех билеты. Когда все оказалось правильно, контролерша вышла обратно на перрон, а мы поехали.
Я ехала сидя и, клацая зубами на кочках и поворотах, тихо радовалась, что моя идея с гипсом пришлась очень даже кстати, иначе не знаю, как бы я с непривычки выдержала подпрыгивать на ухабах, стоя в течение полтора часов. Но остальной народ не обращал внимания на такие мелочи, все разговаривали, общались, а какой-то развеселый мужичок сзади травил бесконечные анекдоты, и вся задняя площадка поминутно взрывалась гомерическим гоготом.
Мы всё ехали, ехали, периодически останавливались, в автобус набивался еще народ, и еще. Я не представляла, куда они все вмещаются, очевидно, автобус растягивался в соответствии с количеством пассажиров.
Дорога петляла промеж начинающих зеленеть полей, на обочинах росли ряды старых тополей и аутентичных березок.
В автобусе стало жарко и кто-то предусмотрительно открыл люк. Сразу же несколько теток, включая и ту, с золотыми зубами, заорали, что им холодно и сквозняк. Вспыхнула небольшая перепалка, которая закончилась безоговорочной победой теток. Так мы и ехали, в тесноте и духоте, зато с анекдотами и весело.
Я совершенно не знала, где моя остановка. Спросила соседку рядом.
– Сперва я выйду, – сказала она, – твоя – следующая.
И вот, наконец-то, я, потная, с дрожащими руками, вытискиваюсь из переполненного автобуса вместе с рюкзаком и авоськой. Фух! Можно выдохнуть.
Автобус, весело щелкнув на прощанье дверью, задребезжал дальше, а я, закинув рюкзак на плечи и прихватив в "здоровую" руку авоську, стою на остановке и тупо не знаю, куда идти. Из автобуса вышла я одна, так что все мои надежды выяснить, где находится дом Скобелевых, у попутчиков, растаяли, как предрассветный туман.
И что же мне теперь делать?
Деревня Красный Маяк разбегалась от остановки на три стороны. Я посмотрела вперед – вполне широкая заасфальтированная дорога устремлялась прямо, оставляя чуть слева аккуратное, поросшее с одной стороны плакучими ивами, озеро. По обе стороны от дороги располагались домики, домишки и избушки разной величины и степени новизны, огороды с одной стороны, сбегали прямо к озеру, с другой стороны – к лесу. Дорога по той улице, что слева, была вымощена булыжниками и виляла куда-то аж за пригорок. На пригорке виднелась капитальная двухэтажная постройка – то ли школа, то ли сельсовет, отсюда
