и роскошными кубиночками.
Пока Батиста и его друзья набивали карманы деньгами, кубинцы жили в нищете. У них не было доступа ни к образованию, ни к медицине, об остальных, самых простых человеческих благах можно даже не говорить.
Именно тогда президент Батиста за все свои выдающиеся заслуги на посту главы государства, за развитие Кубы, за вклад в кубинское процветание получил от своих американских друзей подарок — золотой унитаз и золотой телефон. Медальки и грамоты были/есть у каждого, а вот золотой сральник… почему бы и нет.
Почему люди его терпели, были ли недовольные, почему недовольные, если они были, молчали? Смешные вопросы…
Недовольных или тех, кто осмеливался идти против Батисты, закапывали живыми в землю, сбрасывали с крыш высоток, вешали, выкалывали глаза, кидали в подвалы тюрем и «забывали» о них. Некоторых отпускали… а потом стреляли им в спину. Фульхенсио любил такие развлечения.
Я поклялся сам себе, что этого никогда больше не будет на моей Родине! Никогда!
Когда-то давно в 80-х я разговаривал с одной ушлой американской репортёршей, желавшей уличить меня в жажде к власти, репрессиям, лжи, и пытавшейся поймать меня на каждом слове. Тогда репортаж пошёл не по её сценарию, и я просто предложил ей ради эксперимента пожить месяц на Кубе в условиях правления Батисты, а потом в условиях моего правления. Условия Батисты я бы с удовольствием ей воссоздал, это не сложно.
— Но ведь и Ваши условия не сахар… — Сморщила она свой маленький холёный носик на моё предложение.
— Не сахар. — Не стал спорить я. — Только эти условия создало твоё правительство в том числе. Санкции, запертая экономика, эмбарго. Людям просто перекрыли кислород, надеясь, что они одумаются, сдадутся, прогнутся и предпочтут свободе зависимость от Батисты и его хозяев. Так что, готова на эксперимент? А через два месяца поговорим. Репортёр же должен знать, о чём пишет, чтобы быть непредвзятым… Рауль! — Я махнул рукой брату, делая вид, что готов дать ему распоряжение заняться этой дурой.
— Вы не посмеете! Я американская подданная! — Испуганно выкрикнула молоденькая и наивная репортёрша, ещё совсем девочка.
— Не посмею… Смешно. — Я задумчиво потрепал свою бороду. — Пару минут назад ты утверждала, то я безумный диктатор… А, как мы знаем, безумцам законы не писаны…
— Я не утверждала. — Пошла она на попятную, сбавила свой гонор, а я продолжил своё интервью, которое так никогда и не было показано на американском телевидении.
— До нашей революции Куба представляла собой бордель для американцев и место для отмывания денег. Всё! А теперь у нас свои врачи, учёные, писатели, художники. За эти годы, за годы моего «тиранизма», как ты утверждаешь, мы шагнули далеко вперед. Бесплатная медицина и образование, пенсии, льготы — у вас такого нет. А если бы нам не мешало твоё правительство — мы бы достигли ещё большего! Я надеюсь, люди меня понимают, понимают то, что я делаю для них… Что пытаюсь сделать.
— Не все! — Всё-таки не сдержалась она и снова кольнула меня. — У вас же есть оппозиция и те, кто недоволен Вашим правлением, сеньор Кастро.
— Ты о гусанос? — Хмыкнул я. — Да, есть такие. Паразиты, которые хотят жить за счёт других. Они не хотят работать, учиться, что-то делать, но хотят быть при власти и просто жить богато и в достатке. Они ждут подачку от Вашингтона, и ждут, когда вы снова дадите им тёплое местечко или просто отсчитаете пачку зелёных бумажек. Они мечтают вернуть то «золотое» для них время, при этом прикрываются какими-то лозунгами о свободе, равенстве… Черви! На Кубе их презирают. Всегда презирали и будут презирать.
Девушка едва заметно поморщилась, наверняка думая, что я снова буду толкать одну из своих длинных речей. Толкать перед ней? Хм… В этом нет никакого смысла.
— Так что? Принимаешь моё предложение? — Закончил я. — Хочешь пожить на Кубе 50-х? Я организую.
Как ни странно, она не захотела вернуться в то благословенное, по её словам, для каждого кубинца время…
А вот и гостевая. За этими мыслями я и не заметил, как неспешно добрёл до одной из гостевых комнат дворца Батисты. Остановился, отогнав от себя грустные воспоминания и мысли, перевёл дух и выдохнул. Всё это в прошлом, в далёком прошлом. Мы победили, пора наводить порядок в стране. 1961-й год — самый хороший год для этого.
Миссис Жаклин Кеннеди… Интересно, что она здесь делает? Точно! Я помню это. В моей прошлой жизни она с сестрой прилетала инкогнито — это было гарантией честных, искренних намерений от её мужа, который в очередной раз пытался уверить меня в своё дружбе и готовности к сотрудничеству.
Утром они прилетели, пообедали, передали мне на словах искренние и горячие уверения в том, что Джон готов начать переговоры, и вечером улетели… А потом… Не помню. Слишком давно это было. Не помню что, но что-то херовое началось после их визита… 1961-й год… Что могло начаться? Нужно будет напрячь память…
Глава 3. Откровенный разговор… Слишком…
Я остановился перед высокими деревянными дверями гостевой комнаты и задумчиво посмотрел на двух человек в строгих темно-серых костюмах, галстуках и с топорщащимися с левой стороны подмышками. Американцы… Личная охрана жены президента. Странно, что им разрешили оставить оружие. Хотя, в 60-х я ничего не боялся, что мне двое американцев с пистолетами?
Один постарше с роскошными усами, как дань моде, и хмурым профессиональным взглядом, а второй заметно младше, лет двадцати пяти, совсем ещё сопляк для такой работы. Парни округлила глаза, увидев меня живым и здоровым, переглянулись и с вопросом посмотрели на меня. Ещё бы! Наверняка, последний раз, когда они меня видели, я лежал бездыханным в тарелке с салатом. А сейчас я полон здоровья и сил. Я бы тоже растерялся на их месте.
— Миссис Кеннеди у себя? — Вежливо поинтересовался я.
Тот, что выглядел постарше, кивнул, нахмурился, но через секунду молча сделал шаг в сторону, пропуская меня к дверям.
Я ещё раз окинул фигуру усача критическим взглядом — сухой, жилистый, матёрый. Но этот серый костюм портил всё впечатление. Слишком пафосно, по-американски! Мои парни, в отличие от американцев, были в простой военной форме оливкового цвета — самые простые военные парни, без этой американской или английской чопорности, но прошедшие и огонь, и воду, и не раз заглядывающие смерти в лицо…
Уверен, каждый мой боец стоит трёх американцев, без преувеличений и хвастовства — нам ещё предстоит это доказать, но мы это сделаем, и не раз. Так
