что двое американцев на дверях это просто условность — если бы Первой леди что-то действительно угрожало, они ничего не смогли бы с этим сделать.
Я кивнул в ответ, бросил своим парням через плечо «ждите здесь», шагнул вперёд и толкнул от себя тяжёлые дубовые двери в апартаменты своей гостьи.
Роскошный дворец был у Фульхенсио… Я уже и забыл, насколько. Высокие потолки, роскошные люстры, зеркала, высокие подсвечники, картины которые он не успел вывезти, персидские ковры на полах…
У дальней стены на большой царской кровати сидела хрупкая стройная шатенка, а рядом с ней прохаживался взад-вперёд, заложив руки за спину, седой мужчина лет пятидесяти на вид. Военная выправка выдавала в нём именного того самого ручного ЦРУшника, о котором недавно говорил Рауль, и без которого Первую леди просто не могли отпустить в пасть бессердечному безумному деспоту-тирану, то есть мне.
Я успел сделать два десятка бесшумных шагов по мягкому полу, подошёл ближе, вежливо кашлянул, привлекая внимание, и улыбнулся, испуганно поднявшимся и широко распахнувшимся при виде меня, карим женским глазам.
Жаклин была напугана. Кажется, она даже успела поплакать. Интересно, это она оплакивала мою безвременную кончину, или свою незавидную участь, которая ожидала её, или то, как ловко её подставил муженёк? Хотя, он мог быть даже не в курсе, всё могли провернуть за его спиной. ЦРУ в это время с ним ещё совсем не считалось, для них он один из многих, так, досадная временная помеха. Мне его даже чуточку жаль, учитывая то, как он кончил… кончит.
Жаклин… А ведь она красавица! Круглое личико, ровный маленький носик, пухлые губки. Её всегда немного портила эта дурацкая причёска, словно на голову девушки вылили несколько литров лака. Но сейчас никакого лака на волосах Жаклин не было. Волосы были небрежно взъерошены и только оттеняли её природную, естественную красоту. Да уж, выйдя она в таком виде на улицу, армия её поклонников и почитателей увеличилась бы в разы. Кажется, она сильно переплачивает своим стилистам, любителям лака. В 1961-м ей было… тридцать один.
— Добрый день, Миссис Жаклин… — Вежливо поздоровался я, хотя мы должны были видеться с ней совсем недавно, за обедом.
«Не глупи, Алехандро!» — Одёрнул я сам себя, удивившись своей тупости, и принялся беззастенчиво разглядывать гостью.
Короткое клетчатое яркое жёлтое платье-колокольчик без рукавов, заканчивающееся выше колен… значительно выше. Кажется, кто-то решил нарушить все правила приличия консервативной Америки шестидесятых, нарядившись так откровенно, хотя… Камер у нас не было, репортёров тоже, да и о её визите так никто никогда и не узнал, насколько я помню, так что настолько короткое платье она выбрала совершенно не случайно. Платье… А ведь именно такие платья эксплуатировал Голливуд во всех своих фильмах, снятых про эпоху шестидесятых-восьмидесятых годов.
Правила приличия… Смешно даже думать об этом. Американцы, богатые американцы и те, которые были у власти, строили из себя людей высшего света, пытаясь подражать англичанам. Соблюдали какие-то свои моральные принципы, видимые приличия. Любили они пустить пыль в глаза. А на деле…
Если не ошибаюсь, Жаклин считали что в это время, что в моё, той ещё давалкой. Клейма на ней негде было ставить. Народная молва, которая любила всякие сплетни и небылицы, приписывала ей как минимум пару десятков любовников. Только всё это была херня! Я точно знал — Жаклин всегда была верна своему мужу. А вот он ей никогда. У Джона любовниц была тьма.
Странное отношение было у Жаклин с американским народом. Американцы то любили свою Первую леди, то ненавидели, то боготворили, то презирали. От любви до ненависти, как говорят русские. Хотя, тут уместно что-то другое, например — как легко манипулировать толпой… А американская безмозглая толпа — это то ещё чудовище! Я сам сполна ощутил это.
После нашей победы в 59-м мы словно торнадо пронеслись с моими «барбудосами» по Нью-Йорку. На нас смотрели как на мировых знаменитостей, как на «Битлз», или на Элвиса в его лучшие годы. Мы были кумирами миллионов американцев, а особенно американок. Мои «бородачи» утопали в женском внимании и ласках. Герои! Молодые, горячие, сексуальные кубинские освободители, сражавшиеся за свой народ, за свою свободу.
Газеты сравнивали меня с Джорджем Вашингтоном, женщины и девушки ссались кипятком, намачивая трусики и падали в обморок. Действительно падали, без преувеличения. Так велика была фанатская любовь.
Чтобы перейти дорогу к своему отелю, мне потребовалась помощь Нью-Йоркского отделения полиции и полчаса времени. Толпа просто не пропускала нас. Ну ладно, я и сам не сильно хотел тогда уходить от такого внимания. Каюсь. Я постоянно перепрыгивал через полицейские заграждения в толпу, чтобы пожать руки людям, симпатизирующим нам, обняться с женщинами, выслушать от них горячие слова поддержки.
А уже через год американцы меня ненавидели! Всего год! В сентябре 60-го я вернулся в Нью-Йорк, чтобы выступить на Генассамблее ООН, а толпа под окном моего отеля кричала «Смерть Кастро!». Смерть Кастро… За что? Только за то, что я хотел блага для своего народа?
Вашингтону не нужна была сильная, процветающая и свободная Куба под боком. Достаточно того, что диктатор Кастро чуть не стал национальным героем. Героем Америки. В жёлтых продажных газетёнках америки меня называли чокнутым диктатором, не уставали поливать грязью и придумывать разные сказки. Такое впечатление, словно они соревновались, кто же придумает историю нелепее и грязнее.
А тех людей, которые ещё сохранили остатки разума и которые симпатизировали нам, американские копы по указке начальства прессовали так сильно, как будто эти люди самые настоящие преступники. Толпой манипулировать легко, если у тебя есть для этого все рычаги, а у американского правительства и спецслужб они были…
— Миссис Кеннеди. — Нарушил я наше минутное неловкое молчание. — Я пришёл сказать Вам, что со мной всё в порядке. Вам не стоило так переживать.
Кажется, у неё на несколько секунд пропал дар речи. Девушка подскочила с кровати, нахмурилась и тяжело задышала, переполняемая эмоциями и гневом. Жаклин грозно посмотрела в лицо своего ЦРУшника, пытаясь пригвоздить того взглядом к полу, и сжала свои маленькие кулачки, словно готовилась к бою. Не знаю, кто из них победил в этой безмолвной схватке, но мужчина отвернулся первым. А Жаклин перевела взгляд на меня, тяжело вдохнула и мило улыбнулась.
И я снова залюбовался ей в ответ. Грация, царственность, женственность, стиль… Жаклин притягивала взгляд и вызывала желание покоряться и поклоняться ей, словно в её крови течет тысячелетняя императорская кровь с родословной в сотню поколений.
— Сеньор Кастро! — Взяла она себя в руки. — С Вами
