Санки оставили у вмёрзшего в лёд причала. Лошадок же цыган завёл в конюшню, где лежало пахнущее клевером сено и обожаемый четвероногими ячмень.
– Такие дела Алексий, Всеволод Мстиславович намекнул своим боярам, что желает от меня избавиться. Кабы не Рысёнок, боюсь даже подумать, что бы было с Еленой, на сносях она. – Савелий прижал правую руку к подбородку и задумался, напоминая известную скульптуру Огюста Родена.
– Если ты говоришь, что боярин Рысёнок опознал в Шоно своего родственника, то вполне возможно, что его пленённый сын Батасухэ, тоже будет похож на своего отца. Представляешь, как кочевник удивится, когда увидит боярина? – Если знать, кто будет убийца, то и действовать можно, по заранее приготовленному плану.
– Ты хочешь, что бы Рысёнок представил Всеволоду убийцу, мотивируя желанием татя отомстить за отца? Коварно. Думаю, Мстиславович клюнет на это, как рассказывал боярин, он обожает подобные штучки. – Сотник улыбнулся, морщины на лбу разгладились.
– Только побег должен быть очень реальным, с подкопом и трупом, пусть побегут двое. Батасухэ и ещё один кочевник. Надо будет со Свиртилом переговорить. – Я хлопнул Рязанца по плечу, мол, не горюй, всё будет хорошо.
В деревню, где размещались литвины, ехать не пришлось, Свиртил с рассветом привёз китайца, которого пленные кочевники чуть не придушили. Есть мнение, что мысли материальны, так вот, Батасухэ, со слов лекаря готовил побег.
– Землю роют, нож у них есть. – Сообщил Пин Янг.
– А ты почему с ними не остался? – Спросил у Пина, протягивая ему чайную коробку с Люань Гуапянем.
– Смоляне знакомы с Гун-Фу ча? – Осторожно переспросил китаец, нюхая содержимое коробки и рассматривая фарфоровые чайные пары.
– Не только знакомы с чайной церемонией, но ещё и кипятим родниковую воду только на открытом огне. – Соврал я.
– Как я могу оставаться с этими варварами, которые даже не моются? – Пин расстегнул воротник кофты, снял её, задрал рубаху и показал мне спину, которая была покрыта множеством багровых рубцов. – Был рабом.
Зрелище было ещё то. Судя по количеству заживших шрамов, китайца пороли не один раз.
– Пин Янг, некоторое время ты поживёшь здесь, ну а потом… сам решишь, где тебе будет лучше, лекари нужны везде. Думаю в Новгороде, у Пахома Ильича найдётся для тебя место. – Сказал китайцу, заливая кипяток в заварник.
– Я не против, мне здесь нравится. – Пин приподнял высокую чашку, накрытую широким блюдцем, поднёс к носу и стал медленно дышать, наслаждаясь ароматом, прикрыв глаза.
Китайца подселили в помещение летней кухни, где обитал хазарин, который на первых порах должен был присматривать за новичком. В помещении стояла печка, так что ночью замёрзнуть было невозможно. Хазарин поворчал немного для вида и потеснился.
Через два дня боярин Рысёнок согласился посетить деревню, где размещался отряд литвинов. Во время визита, как бы невзначай, пленных вывели на прогулку.
– Слушай меня внимательно, родственничек. – Рысёнок стоял напротив оторопевшего Батасухэ, у которого помутилось в голове от сходства боярина с Шоно.
– Но как, же так, отец, ни разу не обмолвился, что род наш отсюда. – Степняк видел физическое сходство, но до конца ещё не был уверен.
– Я понимаю, что ты сомневаешься, поэтому принёс с собой два рога. Один из них принадлежал моему деду, а второй твоему прадеду. Два брата были ближними боярами у Давыда, но после того, как побили половцев на Сальнице, твой прадед разругался с князем и ушёл на восток. Вот так и разделился род, как эти два рога. – Боярин оставил один рог Батасухэ.
– К чему ты мне это рассказал, урусут? – Пленному стало любопытно.
– К тому, что тебя скоро освободят, но не просто так. В обмен на свободу с тебя потребуют жизнь одного человека. Того самого, который в честном поединке одолел твоего отца. – Рысёнок сделал паузу, наблюдая за реакцией родственника.
– Я убью его, даже если мне и не пообещают свободы. – Батасухэ сверкнул глазами, пальцы руки аж хрустнули, сжимая рог.
– Ты и пальцем его не тронешь, но человеку, который тебе это предложит, ответь точно также. Я ещё навещу тебя, жди. – Боярин Рысёнок развернулся и зашагал в сторону, где стояла его лошадь.
Вечером того же дня Тороп выслушал предложение от подвыпившего Рысёнка, как можно избавиться от Савелия, не навредив при этом репутации князя. К концу застольной беседы, был разработан целый план, каким образом вытащить сына умерщвлённого предводителя степняков. И если умудрённый жизненным опытом боярин настаивал на выкупе, то Тороп предлагал авантюру с побегом. Утром Рысёнка вызвали к князю и отправили в Можайск, инспектировать укрепления. Хотя окромя детинца никаких фортификационных сооружений в городке не было, боярин сразу смекнул, откуда подул ветер. Его отсылали подальше, на то время, пока будут делаться тёмные делишки.
Трое всадников, минуя лесную просеку, выехали на открытую местность. Дороги, ведущей к деревушке, которая раньше принадлежала дружку Торопа – Гвидону визуально видно не было. Лишь глубокий след от полозьев говорил, что тут живут люди.
– Стоять! Кто такие? – Всадник с изготовленным к стрельбе луком вынырнул, словно из ниоткуда, смолянин готов был побожиться, что ещё секунду назад, возле пяти берёзок никого не было.
– Я боярин Смоленского князя Тороп, Меркурьевцев ищу. – Наездник в дорогой шубе ответил за всех. Дерзить, находясь под прицелом стрелка, было глупо.
– Через сто шагов на запад, указатель. Езжайте строго по стрелке, спросите Свиртила. – Всадник с луком исчез также внезапно, как и появился. Немудрено было не заметить человека и лошадь, в белых накидках.
Минуты через две смоляне обнаружили чёрно-белый полосатый столб, с прибитой дощечкой в виде стрелы. Заострённый кончик показывал направление параллельно следам оставленных полозьями санок.
– Бред какой-то. – Проворчал Тороп.
– Удобно-то как. – Подумали сопровождающие, направляя лошадок строго по указателю.
Вскоре показался острог, с красным флажком на большой избе. Частокол был невысок, однако с наскока, такое препятствие не преодолеть. По обе стороны от крепостицы стояли одноэтажные домишки смердов, из выходных отверстий крыш которых струился дымок.
– Свиртил, тут боярин к тебе из Смоленска. Но не тот, что в прошлый раз с Савелием приезжал. – Славка, самый младший литвин из поредевшей после боя в Долгомостье сотни, ходил с перевязанным запястьем. Стрела, ранившая воина, была вымазана какой-то гадостью, и если б не чудесный порошок и мази из крепости, то остался бы литвин инвалидом.
