Послы Волжской Булгарии деньги считать умели хорошо, и почти каждый уже видел необычную монету, появившуюся на Руси полгода назад. Но Константин был уверен в том, что возражать те все равно не станут.
Во-первых, уж больно много выгод сулили новые условия договора, по сравнению с которыми увеличение суммы дани всего на двадцать процентов – незначительный пустяк.
Во-вторых, они тоже сохраняли «лицо», ведь количество-то гривен и впрямь не увеличилось. Следовательно, честь эмира Булгарии не порушена, и он выступает равноправным партнером, а не данником.
А как же иначе, коли все эти гривны названы не выплатой дани, а всего-навсего подарком, призванным подтвердить мирное хорошее отношение Волжской Булгарии к своей западной соседке. Более того, за возможную военную помощь со стороны Рязанской Руси Ильгам ибн Салим не раскошеливался ни на одну гривну, если брать их строго по счету, а не по весу.
С Абдуллой же Константин расплатился за свою маленькую уловку уже этим вечером. Плата была щедрой – жизнь наследника престола стоила гораздо дороже какой-то лишней полутонны серебра. Произошло это на веселом пиру, когда уже было изрядно выпито и съедено. Князь, больше по привычке, чем из недоверия, украдкой окунал свой перстень с алым камнем в каждый из кубков, что ему наливали.
Последний тост провозглашал фатих Керим. Он предложил в знак нерушимой дружбы, которой отныне связаны обе державы, обменяться всем кубками и оставить их у себя на вечную память об этой встрече.
Абдулла-бек, сидящий рядом, охотно протянул свой кубок Константину. Тот в ответ отдал свой и вновь больше по привычке, чем из какого-либо подозрения, тихонько обернув перстень камнем вниз, коснулся им медовухи. Коснулся – и глазам не поверил, когда красный цвет немедленно сменился на голубой, синий, фиолетовый, а потом чуть ли не почернел.
Немного поразмыслив, он протянул кубок обратно беку:
– Извини, Абдулла, но я как-то привык из своего. Давай мы выпьем, а уж потом обменяемся пустыми чарами.
– Как скажешь, – охотно согласился Абдулла и, не колеблясь, поднес к губам взятый у князя кубок.
Сомневаться не приходилось. Ни при чем тут ханский сын.
– Не пей, – быстро шепнул ему Константин на ухо, изображая пьяную улыбку и гадая, кто же сумел подсыпать яд наследнику трона.
Тот непонимающе обернулся, в глазах стояло искреннее недоумение.
– Кто-то подложил тебе отраву в кубок, – пояснил Константин, не переставая улыбаться. – Ты отдал кубок мне, а я, перед тем как пить, проверил. Извини, друг, я поначалу на тебя подумал, вот и вернул его обратно.
– Но кто это сделал? – побледнел Абдулла.
– Во всяком случае, не Керим, иначе яд достался бы тебе. Да улыбайся же ты, чтобы никто ничего не заподозрил, – прошипел Константин.
Абдулла с усилием растянул в улыбке посеревшие губы.
– Вот так уже лучше, – ободрил князь. – А что касается яда, то ты о том даже и не думай, – обнадежил он приунывшего наследника булгарского престола. – Знай, гуляй себе и жизни радуйся. Говорят, кто раз от смерти ушел, к тому она потом долго не заглядывает.
– Но кто на это решился?
– Скоро узнаем, – заверил Константин, подзывая к себе Любима.
Впрочем, тот уже и сам спешил к князю. Лицо его было озабочено, даже перепугано.
– Радуйся, Любим. Радуйся и улыбайся, – вполголоса сказал князь дружиннику, подавая пример.
Тот непонимающе захлопал глазами, потом сообразил, фальшиво улыбнулся и зашептал:
– Тревожно мне что-то, княже. Вон у того крючконосого слова чудные в голове гуляют. Все бубнит: «Выпьет – не выпьет, выпьет – не выпьет». Вот мне и помыслилось нехорошее. Думаю…
– Это который в зеленой чалме? – перебил его Константин.
– Он самый, – подтвердил Любим.
– А еще у кого чего нехорошее в голове имеется? Да улыбайся же ты!
– Тот, кто вино сейчас разливал, – снова раздвинул в улыбке непослушные губы дружинник. – Только там страха больше.
– Еще, – потребовал князь.
– Через одного от боярина ихнего с чалмой. Сейчас как раз улыбается и на нас глядит.
– У него что?
– Никак дождаться не может, когда бек пить станет. Остальные о разном думают, но больше о веселом, да еще о наградах, которыми их всех хан наделит.
– Ладно, – махнул рукой Константин. – Спасибо, Любим. Сейчас иди на свое место. Жаль тебя отпускать, но и рядом усадить не могу – сам, поди, понимаешь. Но ты постоянно настороже будь, хорошо?
– Ежели что, так я мигом примчусь, – заверил дружинник.
– Стало быть, так, Абдулла-бек, – повернулся князь к наследнику Булгарии. – Двое их у тебя на пиру сидят. Один в зеленой чалме, а другой…
– Не может такого быть, – горячо перебил его бек. – Усман-ходжа – человек большой святости. Он в том году хадж совершил в Мекку. Это не он. Твой человек ошибся.
– И тут святоши достали, – устало вздохнул князь. – Дело, конечно, твое, Абдулла, но я бы посоветовал тебе приглядеться к нему. Это он сейчас гадает – выпьешь ты или нет. К тому же проверить легко. Предложи ему выпить из твоего кубка, и ты все сразу поймешь. А заодно второму, который через одного от этого Усман-ходжи сидит. Ну, вон тот, толстый такой.
Наследник помрачнел.
– Вот это больше похоже на правду, княже, – заметил он, зло передернув плечами. – Он такое запросто может устроить. Вот только как? Он же не подходил к нам ни разу.
– Виночерпий, – коротко пояснил Константин. – Только с ним тебе поторопиться надо, иначе эти двое сами его убьют, чтобы не выдал.
Абдулла что-то отрывисто бросил старику, сидящему неподалеку от общего пиршества, который наигрывал нескончаемую тягучую мелодию на длинной деревянной дудке.
Тот равнодушно посмотрел на Абдуллу, не переставая играть, и снова зажмурил подслеповатые глаза, продолжая выводить грустные рулады.
– Это мои глаза и уши, – пояснил бек князю.
– Он же полуслепой, да и глуховатый, наверное, – усомнился Константин.
– Нам бы с тобой такую зоркость и такой слух, – лукаво улыбнулся Абдулла и добавил: – А я знаю, кто выпьет мед из моего кубка.
– И я знаю, – откликнулся Константин. – А теперь радуйся.
– Чему? – не понял Абдулла.
– Ты заключил мир со мной, ты родился второй раз, и у тебя скоро станет на одного врага меньше.
– А ты плачь, – посоветовал Абдулла. – Если бы мы подписывали договор завтра, ты мог бы запросить вдвое больше гривен.
– Ты думаешь, что я настолько глуп? – усмехнулся Константин. – Гривны ты бы мне, конечно, дал, но тогда мы были бы с тобой в полном расчете, а это невыгодно. К тому же у нас на Руси говорят: «Всех гривен все равно не заработаешь», – тут же перефразировал он поговорку, хорошо известную всем в двадцатом веке. – И потом наш господь, как и ваш аллах, велел делиться. Как же можно ослушаться старших?
