дома досматривать, и все. Если она не буйная или не заразная – то тебе ее легко отдадут, государству и так мест для других не хватает.
– Но они же ее туда впихнули как-то, – покачала головой я, доливая молоко в чашку Роберта. – Вряд ли отдадут ее просто так. Да и не родственники мы. Да и пенсия ее в этот… Да и вообще… и вообще…
Вадик бросил остатки гипса в мусорное ведро и пододвинул свою чашку ко мне. Я долила ему молока и уставилась на Роберта.
– Да как они проверят? – удивился Роберт, отпивая молоко. – Скажешь, троюродная внучатая племянница.
– Ну, хочешь, давай я тоже с тобой поеду, – добавил Вадик, тщательно моя руки под краном, – при мне они диагноз подделывать не будут.
– Да ты же студент, – не согласилась я, – они тебя даже слушать не станут.
– Не скажи, – надулся Вадик, поискал на кухне полотенце и начал вытирать руки, – я, между прочим, почти три года в ночную на скорой отработал, у меня есть запись в трудовой. Если начнут упираться – позвоним главному.
В общем, вместе хором они меня убедили. И мы решили завтра ехать втроем забирать Римму Марковну.
Когда гости разошлись, я, освобожденная от гипса, вымытая до скрипа, решила чуток поспать. Наивная.
Только сомкнула веки, как опять прозвенел звонок. Матерясь (но тихо-тихо, про себя), накинула халат и поплелась открывать дверь. Оказалось, привезли оббитые кресла и диван. Так что повод даже очень хороший. Хотя поспать мне не дали.
Когда рабочие, наконец, ушли, я поняла, что спать все равно уже не смогу. И решила садиться писать заметку в газету. Памятуя о проколе с продажей мыла на работе, я попыталась учесть целевую аудиторию газеты и их хотелки: эту рубрику, в основном, читают сельские жительницы, примерно моего возраста (молодые в это время особо такими вопросами еще не заморачиваются, а старые – уже не заморачиваются). Как правило все эти женщины типа лидочкиной сестры Лариски – простые бабы, неухоженные, уже чуть стареющие, переживающие за остывающее внимание своих супругов. Отсюда вывод: главный гуманистический удар должен жахнуть именно на эти страхи и желания.
В общем, исчеркав пару листов, заметку я написала так, что "ой".
Когда выносила мусор, на обратном пути столкнулась с Норой Георгиевной, которая только-только выходила из подъезда в сопровождении неизменной Лёли на поводке. Лёля по традиции, дружелюбно обнюхала, дипломатично повиляла хвостиком и, посчитав ритуал приветствия выполненным, унеслась прочь в ближайшие кустики. Зато Нора Георгиевна остановилась:
– Лида, здравствуй, – кивнула мне соседка, – мне сообщили, что в книжном очерки Валентина Овечкина утром выбросят, в нагрузку к двухтомнику Гюго, но очередь нужно как минимум с пяти утра занимать. Пойдешь?
– Спасибо, Нора Георгиевна, – вздохнула я, – я еще после реальной сельской жизни не отошла, так что от писателей-почвенников пока воздержусь. А Гюго и в библиотеке перечитать взять можно.
– Ну, смотри, – укоризненно покачала головой Нора Георгиевна и добавила, – видела, мебель тебе сегодня привезли, много еще ремонта осталось?
– Да вроде все уже, – сдуру похвасталась я, – Во всяком случае на ближайшее время.
– Вот и чудненько, вот и чудненько, – довольно разулыбалась соседка, – А новоселье твое, когда отмечать будем? А то соседи уже не дождутся…
И я поняла, что попала.
Договорившись с Норой Георгиевной о дате новоселья, остаток дня я посвятила блаженному ничегонеделанию.
А завтра утром поеду за Риммой Марковной…
Глава 22
С утра уехать не вышло.
Нет, сперва все началось нормально: я проснулась, собралась, попила кофе и даже приготовила бутерброды с собой в дорогу, на всех. Джинсы и ветровка остро нуждались в стирке, поэтому пришлось натянуть спортивный костюм Горшкова, и вот в таком виде я вышла из квартиры, заслышав звуки подъезжающего автомобиля. С ребятами мы вчера договорились, что стартуем в семь тридцать утра.
Я вышла на улицу. Солнышко ласково согревало землю, пахло сиренью и ландышами. Роберт был за рулем старенького "Москвича".
Рядом со мной с сердитым жужжанием пролетел шмель. Я отмахнулась от шмеля и уже хотела махать Роберту, как меня окликнули:
– Лидия Степановна! Доброе утро!
Я оглянулась – на лавочке у соседнего подъезда сидел не кто иной, как Иван Аркадьевич.
– Куда это вы направляетесь? – кивнув на автомобиль, вкрадчивым голосом спросил он и поднялся со скамейки.
– Эммм… доброе… – смутилась я, но быстро исправилась, – да в деревню вот решили съездить.
– А почему вы мне не перезвонили? – прищурился Иван Аркадьевич и подошел вплотную ко мне, – вам разве Иван Тимофеевич не передавал?
– Почему же, передавал, – честно ответила я (не могу же я подставить соседа) и сделала шаг назад.
– Так почему вы не перезвонили? – повторил вопрос Иван Аркадьевич.
– Выходной был, – попыталась отмазаться я.
– Согласен, вчера был выходной, – подтвердил Иван Аркадьевич, – а сегодня – нет. И, судя по тому, что вы собираетесь уезжать в деревню, то и сегодня звонить вы тоже не намерены…
– Пожалуй, нет, – согласилась я, сраженная железной логикой этого человека.
– А на каком основании вы игнорируете мою просьбу, Лидия Степановна?
– Если вы ставите вопрос так, Иван Аркадьевич, то это уже не просьба, а приказ, – заметила я.
– Вы не ответили, – не дал перевести стрелки Иван Аркадьевич.
– Вернулась бы – перезвонила, – пожала я плечами.
– То есть, я должен сидеть и ждать, когда вы соизволите вернуться и найти время мне перезвонить? – удивился Иван Аркадьевич, – моей просьбы вам недостаточно?
– А вы мне не начальник, – слегка улыбнулась я, – я теперь человек свободный, что хочу, то и делаю. Роберт, заводи мотор, едем. Вадик где?
– Постой-ка. – отрицательно покачал головой Иван Аркадьевич. – А как же работа? Ты работать что, не собираешься? У нас за тунеядство вообще-то статья.
– Так до месяца можно не работать, – хмыкнула я. – Я вот как раз в поиске новой работы.
– И как успехи? – Иван Аркадьевич небрежно вытащил из пачки сигарету, закурил и пристально взглянул
