Ознакомительная версия.
Вазир поклонился еще раз и подвинул поднос к невесомо струившейся ткани завесы. С той стороны шелк приподняла тонкая смуглая ручка в тяжелом прорезном браслете, сверкнув малиновыми яркими ногтями. Невольница утянула поднос к себе и простерлась на ковре перед госпожой, обеими руками протягивая свернувшееся на золоте письмо.
— Что это, Утба?.. — слабо отозвалась Айша, на мгновение перестав раскачиваться и бормотать.
Вазир припал к ковру лбом:
— Я покорнейше прошу одобрения вашего, госпожа, и одобрения вашего царственного сына, повелителя Аш-Шарийа Фахра ад-Даулы, да умножит свою милость над ним Всевышний…
Выделяющаяся темным, замотанная в траурный серый хлопок фигура за занавеской склонилась над свитком. Айша, к немалому удивлению ибн Бакийи, заинтересовалась содержанием документа и не стала подписывать его не глядя — как она это делала последние две недели. Все дни с тех пор, как не стало Аммара ибн Амира.
— Что это, о Абу Кузман?
Она обращалась к нему вежливо, по кунье, но в голосе зазвучало недовольство. "Только этого нам не хватало", быстро пронеслось у вазира в голове:
— Это, как ты видишь, светлейшая, приказ о взятии под стражу Тарика.
— Почему? Зачем?
— Он… опасен, моя повелительница, — вздохнул вазир.
— Самийа единственный не может изменить нам и предать моего сына, — прозвучал из-за шелка язвительный ответ.
Ведьма явно пришла в себя — как не вовремя.
— Он может попасть в руки наших врагов, о моя повелительница. Нам достоверно известно, что его побратим и ближайший друг, Хасан ибн Ахмад, идет сейчас к столице с тремя тысячами гвардейцев. От них нам не приходится ждать ничего хорошего, о светлейшая…
— Где Исхак ибн Хальдун?
— Увы, мы опоздали, его дворец уже опустел к тому времени, как мы прислали туда наших воинов…
— Ты так и не ответил мне, зачем нам нужно посадить самийа под замок.
— А если им удастся получить одобрение маджлиса верующих, и улем Муавия ибн Саббах провозгласит халифом Ибрахима аль-Кадира ибн аль-Аббаса? В Нисибине собирают факихов и учителей веры со всех земель Аш-Шарийа, госпожа. Увы, но титул халифа может наследоваться, а может и не перейти к твоему благородному сыну — если, конечно, улемы решат, что Аш-Шарийа нужен совершеннолетний защитник и предстоятель перед лицом Всевышнего. И если они так решат, то нерегиль станет нашим худшим врагом — перед ним, о светлейшая, не устоит никто. Вот почему мы покорнейше просим вас обезопасить себя от этого… существа. Его всегда можно выпустить, когда все… успокоится. Его следует вызвать в столицу и… препроводить в надежное место.
— Он не совершил никакого проступка… — задумчиво протянула Айша, давая свитку безвольно свернуться в трубочку.
— А я и не предлагаю его наказать, о светлейшая. Я лишь предлагаю убрать его на время — как меч в ножны.
За завесой воцарилось молчание. Мухаммад ибн Бакийа видел, как Айша крутит между пальцами калам, то примериваясь к чернильнице, то отводя его в сторону. Он невольно покосился на ларец черного дерева с большой государственной печатью халифов, стоявший на особом столике, который за ним везде носил младший катиб.
Молчание затягивалось. И вазир прибег к последним доводам:
— Госпожа, вы можете думать, что это существо обладает сердцем, но это не так. Он убивает тех, кого прикажет халиф. Если — да не попустит этого Всевышний! — его возьмет на поводок аль-Кадир, он перережет горло вашему сыну, не задумываясь. Вы не забыли, как зимой по его требованию на помост на площади выводили плачущих детей? Как им рубили головы? Даже палачи не могли сдержать слез! А что рассказывали о его последнем походе в степь? Он приказывал сжигать живьем матерей с младенцами! Связанных пленных расстреливали из луков, а потом поливали сырой нефтью и поджигали! Он называет это «упорядочиванием». Упорядочиванием! Он заставлял отцов смотреть на мучительную казнь детей, братьев — на то, как истязают родичей и племянников. Он называет это "принуждением к миру". Если — да не допустит этого Милостивый! — это существо возьмет столицу именем аль-Кадира, как вы думаете, как он принудит к миру и упорядочит Умейядов на этот раз? Также, как в Исбилье, или еще страшнее? Вспомните судьбу несчастных наложниц Абд-аль-Азиза!
Айша тяжело вздохнула:
— Хорошо, о Абу Кузман. Я готова признать, что твоим голосом говорит разум. Эй, Утба, позови сюда моего сына.
Замотанная в яркий розовый шелк стройная фигурка выскользнула из-за легкой ткани и, покачивая бедрами, направилась вдоль мраморного бортика пруда к золотым воротам в нижний сад. Вазир усмехнулся, провожая девушку взглядом: воистину, харим покойного Аммара ибн Амира хранил в себе множество не распробованных сокровищ.
— Но учти, вазир, я соглашаюсь лишь с одним условием, — вдруг прозвучало из-за занавески.
— Да, моя госпожа?…
— Никаких зверинцев. Я не позволю унижать его.
— Ох, простите, тогда я говорил лишь метафорически, толпа переврала мои слова…
— Ты понял меня, ибн Бакийа? Никаких клеток, никаких цепей. Наденете на него Ожерелье Сумерек и отведете в Алую башню. Яхья ибн Саид позаботится о том, чтобы закрепить на ошейнике сигилу. Двери комнаты в башне пусть опечатает заранее. Прикосновение сигилы Дауда к коже… мучительно. Возможно, Тарик будет… сердит после того, как на него наденут Ожерелье. Но что бы он ни делал — никаких цепей, никаких решеток! Ты понял меня, вазир?
— Да, моя госпожа.
С дальней стороны двора, с того берега пруда донесся стук деревянных створок и счастливый вопль:
— Мама! Мама! А я съел все ягодки!
Мимо стриженых зеленых туек вдоль бортика пруда несся маленький золотой метеор:
— Мама! А я выиграл в фияль!
Проскочив мимо вазира и едва не опрокинув столик с ларцом для печати, Фахр ад-Даула ибн Аммар ввинтился в щель между колонной арки и парчовой ширмой и бросился в объятия матери, чуть не повалив Айшу на ковер.
— Мама, поцелуй меня! А когда папа вернется? Он обещал меня свозить на охоту!
Из-за занавески раздался чмокающий звук. И голос Айши:
— Оботри лоб, дитя мое. Нет, не надо утираться рукавом, вот тебе платок. Теперь дай сюда ручку. Бери калам. Вот так. И пиши свое имя. Как я тебя учила? Умница. Все, теперь беги играй дальше!
— Мам, а зеленые ягодки можно есть?
— Можно, дитя мое. Иди играй, Фахр.
Золотой солнечный зайчик снова выметнулся из-за за ширмы и исчез из поля зрения в мгновение ока. Мухаммад ибн Бакийа улыбнулся:
— Воистину, в этом возрасте они не ходят, а бегают, маленькие непоседы!
У него у самого подрастали двое сыновей этого возраста.
Меж тем, золотой поднос со свернутым свитком выехал из-под занавеса. Вазир бережно развернул драгоценную бумагу-киртас и кивнул старшему катибу. Тот поклонился ларцу с государственной печатью и открыл черную гладкую крышечку.
Квадратная каменная печать Аш-Шарийа увесисто опустилась на желтую бумагу фирмана.
десять дней спустя
…- Да как вы смеете врываться в харим!.. Сюда нет доступа! Госпожа не призывала вас!..
Струи бесконечных фонтанчиков во Дворике канала безмятежно звенели, пеня крохотными водопадиками середину прозрачного длинного и узкого пруда. Задевая ножнами розовые кусты и звеня пластинами панцирей, вдоль бортика молча шагали воины. Сальма с двумя другими невольницами металась и отступала, продолжая упрямо пронзительно голосить:
— Да кто вы такие! Господин ибн Омар, видит Всевышний, вы поступаете скверно!
Хашайр ибн Омар ибн Умейя кивнул гуляму. Тот схватил кричащую бабу за запястье и наомашь хлестнул по лицу. И резко оттолкнул на желтые плиты пола. Яркий зеленый шелк с золотым шитьем невесомо взлетел и опустился на ветви жимолости. Сальма лежала на спине и, в ужасе раскрыв глаза, закрывала текущий кровью нос рукавом. Она пыталась отползти с дороги, а воины перешагивали через ее туфли, наступали на выбившееся из-под хиджаба нижнее желтое платье. Больше она не кричала. Две другие невольницы при звуке оплеухи завизжали и газелями помчались к аркам Младшего дворца.
— Найдите мальчишку! — коротко бросил Хашайр Тарифу-тысячнику. — Тому, кто принесет мне его живым в мешке, я отдам сестричку.
— Ненадолго, — усмехнулся шедший рядом Сулайман.
— Пока меня не провозгласят халифом. Потом нам придется избавить ее от позора, — улыбнулся Хашайр, и оба брата расхохотались.
Ухмыляясь и подергивая усы, гулямы стали споро, не сбавляя шага, расходиться и просачиваться в длинное строение Дворца Канала. Из распахнутых среди затягивающего стены плюща окон стали доноситься крики и звук ударов. И женский плач. В одном из многочисленных дверных проемов показался звенящий кольчугой гулям — тюрок с рычанием рвал платье на визжащей женщине.
— Эй, полегче! — прикрикнул Хашайр, и раб дал женщине плюху и выкинул ее на траву сада. — Развлекаться мы будем позже, сейчас к делу! Все эти бабы ваши, дайте мне только найти гаденыша!
Ознакомительная версия.
