В этот момент Духарев забыл о том, что Цимисхий — лучший воин Византии. Он думал: убить кесаря — и война закончится.
— Гридь, за мной! — туром взревел он и бросился навстречу ромеям.
Вражеская конница стремительно приближалась.
Духарев успел увидеть, как несколько стрел ударили в «золотого» всадника, но соскользнули, не причинив вреда. Знатная броня у кесаря ромеев!
Сшиблись! Лишь одно мгновение было у Сергея, чтобы нанести удар. В последний миг уклонившись от острия пики, Духарев махнул саблей. «Золотой» всадник пригнулся, и клинок лишь срезал пышные перья. И всё. Конь унес Духарева в гущу ромеев. Вернуться было невозможно. Мимо, ощетинившись пиками, неслись катафракты. Каждый норовил поддеть воеводу на острие. Но это была непростая задача. Еще мгновение — и Духарев сшибся с каким-то ромеем грудь в грудь. Завизжали, забили копытами злые боевые кони. Катафракт бросил копье, ухватился за булаву, попытался, паскуда, треснуть Калифа по голове. Что за манера у них такая паскудная — лошадей бить! Духарев попытался достать ромея саблей, но того уже оттеснили влево. И удар достался другому катафракту... Закрутилась конная сеча.
А потом вдруг ромейские всадники «закончились». Духарев и сотни две его дружинников вылетели на открытое место. То есть «открытого» места было метров двести.
Дальше бодрой рысцой поспешала к месту боя ромейская пехота. Еще дальше, из крепости на холме, выезжала латная конница. Но эти вряд ли поспеют раньше чем через четверть часа. Море времени.
— Вперед! — закричал Духарев, и они поскакали на врага.
Увидев всадников, пехотинцы остановились, сомкнулись и ощетинились пиками. Очень разумно. Только вот Духарев не собирался их атаковать. Только придержать немножко.
— Стрелами! Бей! — крикнул он.
А сам развернулся и поскакал обратно.
Теперь ему стало ясно, что катафрактов было от силы сотни три. Соединенные дружины Икмора порубили их всех!
«Золотого всадника» завалил его Велим. Отмахнул голову, поднял ее за огрызок плюмажа.
Русы дружно взревели. Похоже, все были уверены, что прикончили именно кесаря ромеев. А вот Духарев в этом сильно сомневался. Вряд ли кесарь ромеев разъезжает с тремя сотнями охраны. Ну да ладно. Дело сделано.
— Жги! — закричал Икмор. И осадные машины врага утонули в пламени.
Духарев глянул в сторону ромейского лагеря. Черт! Латная конница — уже в трех стрелищах.
— Уходим! Уходим! — загремел он, — В крепость! Живо!
И русы, побросав все трофеи, помчались к воротам. Но голову вражеского вождя Стемид прихватил с собой.
Позже ее накололи на копье и подняли над стеной. Пусть ромеи снизу полюбуются на трофей.
К сожалению, это был не император Византии. Всего лишь стратиг, магистр Иоанн Куркуас[32], которому Цимисхий поручил охранять осадные орудия. В отличие от своих прославленных предков, этот успел отличиться лишь тем, что лихо грабил булгарские церкви. Да прохлопал порученные ему машины.
Об этом позже рассказал пленник-ромей.
Тем не менее это была замечательная победа. И боевой дух защитников Доростола поднялся сразу на несколько пунктов.
Однако в целом положение осажденных оставалось очень трудным. Еще месяц-полтора — и в крепости начнется настоящий голод.
А Святослав ждал...
Византия. Женский монастырь святой ПелагеиДвенадцатого июля 971 года к воротам маленького монастыря святой Пелагеи, располагавшегося в четырнадцати милях от Константинополя, подъехали пятеро мужчин. Последний вел на поводу оседланную лошадь без всадника.
На одном из мужчин было облачение чиновника царского дворца, на других — доспехи этериотов.
Монастырь был женским, но входить в его внешний двор мужчинам не запрещалось. Да и сам привратник был мужчиной.
— Игуменью сюда! — по-хозяйски скомандовал чиновник.
— Сейчас, мой господин, сейчас! — залопотал привратник, ничуть не усомнившись в праве гостя повелевать. Рядового чиновника не сопровождает царская стража. — Эй ты! — крикнул он молоденькой монашке, заглядевшейся на красавцев-этериотов. — Бегом за матушкой!
Игуменья появилась довольно быстро. Надо полагать, ей сообщили, что приехал человек из Дворца.
— В твоем монастыре находится россинка Сладислава, — без преамбул заявил чиновник. — Она приняла постриг?
— Еще нет. А в чем дело? — Игуменья испытывала сильнейшее желание поставить на место спесивого чиновника, но опасалась. Мало ли чей он родственник и каковы его полномочия.
— Тебя это не касается, — отрезал чиновник. — На, смотри! — и протянул игуменье пергамент.
Первое, что бросилось в глаза настоятельнице монастыря святой Пелагеи, — две печати. Одна принадлежала патрикию Льву, друнгарию флота, которому император Иоанн доверил управлять в свое отсутствие. Вторая — самому патриарху византийскому Полиевкту. Игуменья порадовалась, что не стала порицать дворцового посланника за неучтивость. Она поцеловала печать патриарха и велела немедленно позвать послушницу Сладиславу. Та пришла.
— Ты — жена стратига россов Сергия? — прямо спросил чиновник.
— Да, — так же прямо ответила послушница.
— Поедешь с нами, — распорядился чиновник. — Ольдер, помоги ей сесть на лошадь.
Один из этериотов спешился, шагнул к послушнице. Та отпрянула.
— Никуда я не поеду! — воскликнула она. — Матушка!
— Повинуйся им, — сухо сказала игуменья. — Такова воля святейшего патриарха.
Послушница сникла. Этериот подхватил ее и усадил в седло. Боком. Сесть иначе не позволяло одеяние послушницы.
— Эй, постойте! — раздался сердитый голос. — Куда вы ее увозите?
К монастырю приближался еще один отряд, состоявший тоже из пяти человек. Возглавлял его роскошно одетый толстяк. Остальные четверо, вооруженные и доспешные, надо полагать, были его охраной.
— А кто ты такой, чтобы спрашивать? — процедил чиновник.
— Я — доверенное лицо проедра Филофея! — рявкнул толстяк. — А кто ты?
— А я — посланник друнгария Льва!
Вновь прибывшие между тем въехали в ворота и остановились, загородив выезд.
— Не перечь ему, почтенный Михаил! — взмолилась игуменья, увидев, что воины схватились за мечи. — У него грамота с печатями друнгария и святейшего патриарха Полиевкта!
— Покажи!
Игуменья подошла и протянула ему свиток. Толстяк прочитал его, буркнул:
— Такие печати на рынке делают за одну золотую монету!
Чиновник засмеялся.
