со шкурой вместе, покажете голове, он скажет, что делать. Куда? Ружья-то сдайте.
Ружья мы отдали ему на сохранение, он немедленно убрал их в стенной шкаф. А мы поднялись на второй этаж, где на одной из дверей была надпись «Сельский голова Фокин П.М.». Из вежливости я дважды стукнул, потом открыл дверь и просунул голову.
— Разрешите?
— Да, конечно, проходите, — ответил мне худощавый молодой мужчина с короткой стрижкой и очками на носу. — Присаживайтесь, а шкуру на пол положите. Стас, привет.
— Здрасте, Пётр Михалыч, — поздоровался Стас, аккуратно сваливая свёрнутую шкуру на пол. Мы вот зверя убили, ну, то есть, он убил, а я шкуру снимал. За шкуру премия будет?
— Будет, конечно, я прямо сейчас деньги выдам, а шкуру ты сам отнесёшь в мастерскую, помнишь, где?
Голова без промедления открыл верхний ящик стола и вынул оттуда сначала журнал, а потом четыре денежные купюры, достоинством в пять рублей. Стас кинулся было сам, но, тут же устыдившись, отдал первенство мне.
Я не спеша прочитал запись в журнале, гласившую, что сдана шкура волколака, крупная, а в графе сумма указано «20 руб.» После этого купюры перекочевали ко мне, я немного повертел их в руках, посмотрел на номинал, разглядел водяные знаки и изображение какого-то пожилого мужика с бородой. В моей истории подобного персонажа не было, явно уже из новой истории. Немного подумав, я спросил:
— А за само убийство награда будет?
— Конечно, — кивнул головой Пётр Михалыч, — только не сразу. За сданные мат ценности я отвечаю, потому и плачу из средств района. А убийство волколака — это вопрос безопасности, тут пристава надо звать, он справку напишет, а уже по ней касса деньги выдаст.
— И долго это?
— Если пристав на месте, то сегодня оформим, а завтра с утра заплатим.
Облегчённо вздохнув, я протянул три бумажки из четырёх Стасу.
— Держи, твоя доля.
— Вот спасибо, — обрадовался он. — Пойдём, что ли?
— Нет, — я покачал головой, — ты иди, а мне нужно с начальством поговорить, дело у меня важное.
Подмигнув мне, Стас ухватил шкуру и через мгновение скрылся за дверью.
— Зря отпустил, — непринуждённо переходя на ты, сказал голова. — Там кабак работает, а Стас к алкоголю неравнодушен. Так-то ничего страшного, он не буйный, пусть пьёт, но через часок лучше его оттуда увести. У нас местным, кто на работе, не наливают, а он здесь не числится.
— Безработный, значит.
— Ни в коем случае, безработных у нас в принципе нет. Стас у себя в колхозе скотником работает. Только так работает, что… хорошо, если тридцать трудодней за сезон. Только староста закрывает больше, благодаря Стасу колхоз план по мясу перевыполняет, да и по шкурам тоже. Это ценные шкурки, вроде этой по отдельной цене сдают, а остальные, что корова, что лось. Стас, конечно, обалдуй, но обалдуй полезный. Вообще, зверя в лесах много, охота — подспорье великое, только оружия у людей почти нет. Дети птицу бьют из самострелов, а на крупного зверя не с чем ходить.
Тут он прервал монолог и посмотрел на меня.
— Так о чём поговорить-то хотел?
— Дело такое, — я замялся, соображая, как объяснить свою проблему так, чтобы сразу в дурдом не повезли. — Можно сначала пристава дождаться, ему тоже интересно будет?
— Можно и так, — согласился Фокин. — Я ведь вижу, что человек ты нездешний, стало быть, тебя регистрировать нужно, а это тоже его обязанность.
— Не только регистрировать, но и вообще, — я виновато опустил глаза. — Дело в том, что я провалился из прошлого. Из две тысячи двадцать первого года от Рождества Христова. Не знаю, какой это год у вас.
Пётр Михайлович резко с грохотом захлопнул журнал, потом снял очки и, сильно прищурившись, посмотрел на меня невооружённым взглядом.
Глава третья
— Феликс Нечаев, — представился пристав, сразу, как только переступил порог кабинета. Потом поздоровался с головой, снял фуражку, присел на стул и продолжил: — тутошний пристав, а у вас что за проблемы?
Пристав этот был фигурой колоритной. Возрастом чуть старше меня, к сорока ближе. Лицо простое, мужицкое, видно, что крестьянских кровей, чисто выбрит, а на голове большая залысина. Комплекции могучей, явно подковы гнёт одной рукой. Одет в синий китель из плотной ткани со стоячим воротником, фуражка тоже синяя, с непонятной кокардой. Штаны-галифе, снизу кожей обшиты, явно верхом часто ездит, а справа на ремне пистолет висит в кобуре, непонятной марки, но большой, с длинным стволом. Ещё были хромовые сапоги, что начищены до зеркального блеска. На мундире значков и шевронов нет, только погоны. Обычные, со звёздами, старший лейтенант.
— Да вот, человек пришёл, — указал на меня голова. — Охотник, волколака завалил, на пару со Стасом Липковым. Надо справку на премию выписать. Но это не всё.
— А что ещё? — деловито спросил пристав, вынимая из большой кожаной папки бланк на листе плотной бумаги.
Вместо ответа голова снял трубку с одного из двух телефонов, что стояли на столе и проговорил:
— Мария, принеси, пожалуйста, чаю. Три стакана. Сахар? Вазочку прихвати, мы сами добавим.
Положив трубку, он поднял глаза на полицейского и сообщил:
— Утверждает, что путешественник во времени. Что провалился из прошлого, из минус третьего года. Говорит, шёл по лесу, зайцев стрелял, а потом бац! Вместо зимы стало лето. И год нынешний. И знаешь, Феликс, что самое странное?
— Ну.
— Я ему верю.
— Объясни? — пристав написал несколько слов на бланке, поставил печать, которую вынул из кармана, потом расписался сам и дал расписаться мне.
— Смотри, форма на нём. Ты когда в последний раз такую видел?
— Никогда.
— А материал? Ты не стесняйся, потрогай. Но и это ещё не всё, — голова протянул полицейскому документ. — Вот, смотри, паспорт, самый настоящий, почти новый, я такие видел в музее. Год рождения смотри. Так, а вот дальше, телефон сотовый. Без малейшей царапины, даже заряжен ещё. Патроны к ружью пластиковые, таких не делали уже лет семьдесят.
— Это ни о
