Больше он ничего сказать не успел. Может, охотник он и хороший, но в конвоировании пленных не разбирается совершенно. Поворачивался я медленно, специально, чтобы не вызвать подозрений, и нож послушно выбросил. При этом ствол, упёртый мне между лопаток, неизбежно смещался в сторону, в какой-то момент он оказался направлен мимо.
Интеллигентов принято изображать сутулыми хлюпиками в очках, но это понятно, если ты всю жизнь будешь железо поднимать, то никогда умным не станешь, времени не останется книги читать, и наоборот, если денно и нощно сидеть за книгами, вместо мускулов вырастет один только геморрой. Но это стереотипы, не имеющие отношения к реальности, Ломоносов подковы гнул руками, а Платон и вовсе на олимпийских играх побеждал. Вот и я кое-что могу, с боксом, правда, завязал давно, не по возрасту уже, а со штангой по сей день дружу и немалые успехи делаю. Делал.
Выстрелить он успел, но уже после того, как мой кулак прилетел ему в челюсть. Пуля ушла куда-то в небо, оставив облако порохового дыма, а Стас с тихим стоном рухнул в нокаут.
Глава вторая
— Очнулся? — негромко спросил я, продолжая сдирать шкуру с огромной твари.
Стас со стоном поднял голову, мутными глазами посмотрел на меня, после чего попробовал встать. Разумеется, у него ничего не получилось, и дело тут не в травме головы. Просто трудно вставать, когда руки у тебя связаны. Связывал я не туго, если сильно захочет, развяжется, но хоть в первые минуты глупостей не наделает. Очередной лоскут мохнатой шкуры отошёл от мяса, жира у зверя почти нет, шкура отстаёт с сухим треском, даже нож почти не требуется.
— Аааа… — проговорил он, едва открыв рот.
— Слушай, Стас, если я тебя развяжу, ты кидаться не будешь?
— А? Нет, не буду. Ты, чего это?
— Того, зачем было стволом в меня тыкать? Не люблю я такое. Договорились ведь, идём в село, там сдаём шкуру, деньги за неё делим, а дальше я сам. А ты чего удумал?
— Я думал, ты из чистых?
— Прежде, чем я тебя развяжу, расскажешь мне, кто такие чистые, и чем я на них похож. Мыться люблю, это да. Но думаю, ты имел в виду что-то другое.
Напрягшись, он всё же сумел сесть, голова у парня крепкая, а вот челюстью с трудом двигает, даже говорить стал невнятно.
— Ну, чистые, которые войну начали. Они потом, когда мир весь умер, где-то на островах жили, никто и не знал о них. А лет двадцать назад прибыли и поселились тут у нас.
— Где тут?
— У моря, Азовского, там база их есть, она всё больше становится.
— И что?
— Я тогда пацан совсем был, помню, как пошли люди их базу жечь. Много народу собралось. Ни один не вернулся. Даже трупов не нашли. С тех пор никто туда близко не подходит. Даже когда их беспилотники летят, лучше спрятаться. Вдарить могут.
Вот оно что, подумал я. Теперь всё на свои места встало. Собственно, такой сценарий и при мне вырисовывался. В общих чертах. Мир сознательно обрушили в пекло, а часть элиты, отсидевшись на островах, теперь вернулась. Тогда и беспилотник объясняется. А я-то дурак ему махал, прилетело бы ракетой.
— И ещё, — добавил он, указывая взглядом на полуободранную тушу монстра. — Твари эти тогда же появились, говорят, чистые их привезли и на свободу выпустили.
И это тоже вполне возможно. Вряд ли сама природа, даже подстёгиваемая высоким радиационным фоном, смогла бы за полтора века вывести такое чудо, это явный результат генетический операций. А делать такие операции могли только те, кто сохранил научный и технический потенциал.
— Короче, — сказал я ему. — Сейчас я тебя развязываю, помогаешь мне снимать шкуру, а то я не знаю, как эту тушу перевернуть, потом вместе со шкурой ведёшь меня в село. К голове, можешь к местному… как там полиция называется? Пусть они решают, из чистых я или нет.
— Да вижу теперь, что нет, одёжка только на тебе странная, у нас такую не шьют.
— А ты чистых видел?
— Один раз, далеко на юг зашёл, видел, как они по лесу шли, несли что-то. Парень и девка. Росту высоченного, даже девка выше меня на голову. Волосы белые, глаза синие, красивые, одежда странная, местами в облипку, а местами свободная. И цвет меняется переливами. Они увидели меня, да, видать, не захотели хватать, а я сразу дёру задал.
— Ясно, — кивнул я, развязывая узел на верёвке.
Развязав, я вернул ему и оружие. Странного вида винтовка при ближайшем рассмотрении оказалась ещё более странной. Приклад и ложе были довольно изящными, хотя явно кустарного изготовления. Приклад рамочный, скопированный с СВД, на этом, правда, сходство заканчивалось. Ствол был явно позаимствован у пулемёта ДШК, каковые и в моё время были редкостью и архаизмом, а остальное вообще слабо поддаётся описанию. Прицельное приспособление заводское, но затёрто до того, что цифры не видны. Что же до способа заряжания, то поверхностный осмотр выявил, что оно дульнозарядное, совсем как пищаль времён Ивана нашего Грозного. При этом, правда, отсутствовала полка и непонятен был механизм спуска. Как там пороховой заряд воспламеняется? Некоторое время поиграв со спусковым крючком, я понял, что внутри стоит что-то, вроде, пьезы. Отличный ствол для постапокалипсиса.
— А ружьё твоё как стреляет? — спросил я, протягивая ему винтовку.
— Так себе, — он поморщился, доставая из мешка патрон в виде бумажной трубочки. — Это ещё отца моего, всё хочу новое купить, да денег не хватает. У нас вообще оружие редкость.
— А новое дорого стоит? — спросил я.
— Рублей сто-сто пятьдесят, дробовик дешевле, но мне винтовку надо, хоть однозарядную, ещё и продают не всем, справки какие-то нужны, — серая струйка пороха из бумажной колбаски посыпалась в ствол, потом туда же отправилась скомканная бумага, а следом длинная пуля, поменьше, чем у пулемёта, но похожей формы, с выемкой сзади, только такими пулями можно стрелять из дульнозарядной винтовки. — Да новый ствол не дорогой, патроны вот дорогие. В этом-то, кроме пороха и свинца ничего не нужно,
