Старожилы привычно двинулись в забой, а нас вывели во двор и расставили в две шеренги. Сзади встали арбалетчики, а между нами псари с собачками.
Коротышка, выйдя вперед, начал речь, прохаживаясь вдоль строя:
— Я обер-берг-мастер Торман, — представился «гном». — Что означает — старший горный мастер! Для вас, ребятки, — господин обер-берг-мастер! Властью, дарованной графом Фликом, я могу вас казнить и миловать. Сегодня вы получите пайку бесплатно! Но это первый и единственный раз, чтобы вы, детушки, ноги не протянули. Впредь, чтобы получать дневной паек, каждый из вас должен добыть одну либру[1] серебра в дюжину дней. Или, если проще — одну унцию в день. Но! — глубокомысленно поднял он палец. — За пустую породу вы не получите ни хрена! Каждый, кто добудет столько руды, что его хватит на выплавку чистого серебра, равного вам по весу, будет отпущен на волю. Поняли?
Я мысленно произвел расчеты и содрогнулся. Если предположить, что каждый день буду добывать одну унцию, за год это будет… ну да, триста шестьдесят пять унций и будет. А если вешу я около двухсот семидесяти либр… ладно, теперь уже меньше, то все равно мне придется провести в этом руднике не менее… восьми лет. А то и девять…
Флик, сволочь титулованная, знал, что делал. Даже если он действительно заплатил за меня сто талеров, что составляет сто унций, расходы окупятся быстро. Ну добавим еще мое содержание, расходы на охрану и собачек. Все равно — выгодно!
Украдкой я глянул на физиономии собратьев по несчастью. Судя по сморщенным лбам, они также пытались произвести расчеты. У кого-то получилось, а у кого-то — не очень. Но главное уяснили — добывать руду придется долго! Возможно, кое-кто еще не понял разницы между «рудой» и «чистым серебром». Серебряной руды можно набрать много. Но вот сколько из нее выйдет серебра — это вопрос! Да и кто, кроме обер-мастера, сможет проверить — сколько же драгоценного металла удалось выплавить? А через восемь — десять лет потерявшего все силы каторжника можно смело выпускать на свободу. Это обойдется дешевле, чем похороны. Хотя какие расходы при похоронах каторжников — одна большая яма, которую можно заполнять и заполнять…
Обер-берг-мастер, насмешливо наблюдая за нашими вытянувшимися лицами, утешил:
— Бывает, что в старых отвалах хорошее серебро встречается. Был случай, — назидательно изрек он, закатывая глаза в сладостном воспоминании, — когда два колодника отыскали такой самородок, — развел «гном» руками и сладострастно причмокнул, — что их сразу же отпустили.
Внимательно осматривая каждого из нас, Торман углядел мои кандалы.
— Особо опасный? — полюбопытствовал он у бригадира дорожной охраны. — Буйствовал?
— Не замечал, — честно ответил тот. — В дороге вел себя смирно, сам бежать не пытался и к побегу никого не подстрекал.
— А кандалы на кой? Если он руки стер, как работать станет?
— Продавец сказал, что может десяток голыми руками завалить, а с оружием — так и невесть сколько. Я перестраховаться решил.
— Правильно, что решил, — похвалил «гном». — А чего рожа разбита? Зачем били, если он кроткий, как барашек?
— Это не мы его… Тот, что спятил, — кивнул бригадир на сарай.
— А кто он такой-то? На убийцу-душегуба паренек не похож. Вишь, рожа в шрамах, морда наглая, а на рыле — мозоль от ремешка. Солдат небось беглый. У нас таких тьма-тьмущая бывала…
— Наемник он, — пояснил бригадир.
— Тэк-с, тэк-с, — прищелкнул языком обер-берг-мастер. — Десяток голыми руками, говоришь? А что за бургомистр-то? Из какого городка, как имечко?
— Имя? А вот имени-то своего он не сказал. А я и не спрашивал. Знаю только, что он двух мужичков нам продал — вот этого да сумасшедшего. Тот, что спятил, на наемника в дороге нападал. Мы, — ухмыльнулся тюремщик, — его и поучили малость да попользовали, как положено, чтобы бычков не портил…
— Переучили вы его, — с сожалением причмокнул языком обер-берг-мастер. — Я из-за вашей науки работника потерял, а за него сто талеров плочено! Кто деньги вертать будет?
— Ну, господин Торман, — осклабился охранник. — Мы вам его в целости и сохранности привезли, а уж спятил он или — нет, ваши проблемы. Пока везли — в своем уме был.
— То-то и оно, что мои, — злобно прищурился «гном». — А пользы-то от него? От этого, — кивнул гном на капли крови, оставшиеся от парня в трико, — хоть польза какая. Собачки мясца покушали. А сумасшедший-то? Будет хлеб задарма жрать. А хлебушек-то денег стоит. Работники, они хоть и лопают в три горла, так хоть серебришко рубят. Скормить и его, что ли? Так дороговато мясцо обойдется — двести талеров!
— Ниче! Каторжники его всю дорогу раком ставили и во все дыры пользовали, — хохотнул бригадир. — Они и отработают.
— Учи-учи ученого… — хмыкнул Торман. — А то без тебя не знаю. Ладно, из какого хоть города-то кандальник?
— Из Ульбурга. Оттуда обычно никого не дают, а тут весточка пришла — мол, подъезжайте, пара бычков будет.
— Из Ульбурга? Вона… От Лабстермана, стало быть. Знаю его, давненько знаю… Лабстерман — сволочь старая, битая… — с оттенком уважения сказал обер-мастер. — Ну, коли он предупреждает — надо верить. Тогда вот что… пусть остается в цепях. Ну а норму… — задумался гном, — норму, раз он такой бойкий, мы немножко повысим. Ежедневно — по две унции серебра. За себя, значит, да за земляка своего спятившего. А будет трепыхаться, то вместо замочков мы ему клепку на цепи поставим, а ручные да ножные цепочечки вместе и соединим. Хе-хе-хе, посмотрим тогда, какой он бойкий!
Обер-берг-мастера я сразу же возненавидел больше, чем прежних обидчиков — бургомистра и старшину кузнецов…
— Значит, сильно ты Лабстерману насолил, сильно… — хмыкнул Торман. — Бургомистр обычно на галеры посылает. Сколько раз ему удочку забрасывали — давай, мол, по сто талеров с рыла — ни в какую. Говорит, на Восток, на галеры выгоднее. Платят за гребца вдвое дороже, чем у нас, зато — там всего за год-два копыта откидывают. А у нас, коли сразу не помрешь, долго протянешь. Ну да ладно, — махнул «гном» ручонкой, — посмотрим, что ты за изюбр такой.
Пройдясь вдоль строя, «гном» продолжал разглагольствовать:
— Серебришко, ребятки, свою особенность имеет — кто возле него живет, никакими хворями не болеет. Вот я ем-пью на серебре, дышу серебром — уж сорок лет никаких болячек!
«Нет болячек? — хмыкнул я про себя. — А чего же ты такой смуглый?» И не просто смуглый, а синий. Читал я как-то, что воины Александра Македонского, боявшиеся расстройства желудка, пили исключительно из серебряных кубков и к концу похода стали слегка голубоватыми. Бьюсь об заклад, что у обер-берг-мастера проблемы с почками. Но проблемы Тормана — это его личные проблемы. Если он загнется здесь и сейчас, то вряд ли это освободит меня от каторги.
