— Останься здесь. Я выведу её к тебе.
Он повернул ключ и шагнул в квартиру. Двери повсюду были распахнуты, во всех комнатах горел свет.
Анжела сидела на диване в гостиной. Пышные юбки длинного темно-красного платья стелились по полу, светлые волосы она собрала в высокую прическу и сделала яркий до вульгарности макияж. У её ног, на полу, замерла Ванесса: растрепанная, бледная и напряженная.
Увидев Демьяна, Анжела порывисто вздохнула и беспокойно улыбнулась.
— Ты один, Демьян? Потому что если нет…
— Я один, Анжела. Артем и Максим внизу, но они ни о чем не знают.
— Вот видишь, можно все решить по-доброму, — Анжела почти ласково обратилась к Ванессе, — он приехал. Приехал ко мне, а не к тебе, сучка!
Последнее она крикнула во весь голос. Ванесса вздрогнула, но не пошевелилась.
Демьян шагнул к ним.
— Да, Анжела, я приехал к тебе. Поедем домой.
Он заметил острие стилета, затерявшегося в складках пышной юбки, только когда Анжела резко приставила его к шее Ванессы. Та закусила губу и побледнела ещё сильнее.
Демьян знал, что в обращении с холодным оружием Анжела хороша — долгие годы оно было её увлечением. За отведенное им время измененные изучили множество сторон жизни. Не считая музыки и кукол, Анжела выбрала эту.
— Сначала я закончу с Лисичкой, — с ненавистью выплюнула она. — Она виновата в том, что спала с тобой. Они все виноваты. Соблазняли, завлекали тебя в свои сети.
— Анжела, остановись.
Лицо Анжелы исказилось злобой. Она часто дышала, сжимая пальцы на рукояти и касаясь острием светлой кожи. Воплощенное безумие под обличьем ангела выглядело жутко. Измененных считали чудовищами, но хищники, живущие внутри, не имеют никакого отношения к расе. Они просто есть — и пока мы способны с ними совладать, мы остаёмся людьми.
— Пожалуйста, не надо, — слабый, затравленный голос жертвы.
В ответ Анжела надавила сильнее, и по шее Ванессы побежала тонкая струйка крови, теряясь под шарфом. Та судорожно сглотнула.
— Анжела, — Демьян не повысил голос и не двинулся с места, протянул ей руку. — Она тут не при чём, во всем виноват я. Она мне не нужна, и ни одна из них не была нужна. Только ты. Ты была со мной все это время. Надеюсь, останешься и теперь, если простишь.
Пелена безумия рассеялась, в голубых глазах отразилось недоверие, смешанное с надеждой.
— Я столько раз прощала тебя, — прошептала она и нерешительно поднялась с дивана. Не выпуская стилет, Анжела протянула ему свободную руку, но потом отшатнулась, сжала пальцы в кулак. — Я делала ужасные вещи, Демьян.
Она с удивлением посмотрела на дрожащую Ванессу, как будто забыла о ней, и попятилась к окну, путаясь в длинной юбке.
— Слишком ужасные вещи, — голубые глаза расширились от страха, и Анжела перешла на громкий шепот. — Я многим желала смерти. Я устроила ту аварию, потому что ты увлекся ей! Если бы не рыжая, мы бы были счастливы! Ты не желал меня замечать, а ведь я нужна тебе! Я хотела быть тебе нужна. Помогать, поддерживать, как когда-то…
Демьян шагнул к ней, бросил взгляд на Ванессу. К счастью, она мыслило здраво, и медленно отодвинулась от дивана, готовая выбежать из квартиры. Уже легче.
В последнее время ему казалось, что в сутках не меньше семидесяти часов. Семьдесят часов непрерывного, непрекращающегося Ада за то, что он прожил вместо отведенных ему двадцати двух лет более пятисот. Некстати вспомнился и нательный крест, который он снял после изменения, и остекленевшие глаза дворового мальчишки, на которого Демьян набросился после первого пробуждения, православный колокольный звон, который музыкой отзывался в мятущейся душе.
— Я тоже много чего натворил, Анжела. Но это нам никогда не мешало, не так ли?
На её губах появилась слабая улыбка. Всего на мгновение вернулась прежняя Анжела, голубые глаза засияли нежностью.
— Ты не оставишь меня? — с надеждой спросила она.
Ванесса рывком поднялась и бросилась к выходу, и Демьян быстро шагнул вперед, отвлекая на себя.
— Не оставлю. Я никогда тебя не оставлю.
Демьян не лгал. Он будет рядом до последнего удара её сердца.
Анжела дрожащими руками протянула стилет, но тут же замерла, глядя ему за спину. Изумление на её лице сменилось яростью, она отпрянула назад.
Демьян бросил взгляд через плечо и увидел Михаила.
«Просил же его оставаться за дверью!»
— Предатель! — выкрикнула Анжела, стилетом указывая на Стрельникова. — Ты во всем виноват! Нужно было сдать и тебя Ордену!
Ненависть так и сочилась из неё.
— Ты сказал, что приехал один! Демьян, ты солгал!
Пора было заканчивать спектакль, он и так слишком затянулся. Демьян шагнул к ней, резко перехватил запястье. Мысленно он уже видел, как выворачивает его и как стилет с глухим стуком падает к ногам.
Вместо этого накатила слабость. Кисть дернуло и обожгло, рука дрогнула и пальцы разжались. Грудь пронзила острая боль. За рваным рывком Демьян пошатнулся, встретил растерянный, полный ужаса взгляд Анжелы, услышал её восходящий по крещендо крик:
— Боже мой, Демьян!
Она по-прежнему сжимала в руках стилет, только теперь на нем была его кровь. Движение за спиной, тень, мелькнувшая рядом. Стены стремительно скользнули ввысь; мир — бесконечно большой и в то же время слишком тесный, перевернулся и сжался до размеров комнаты. Демьян смотрел на расплывающийся перед глазами потолок с россыпями светильников, на люстру, и думал о том, что света непомерно много. Он резал глаза, но не согревал.
Михаил склонился над ним и звонил по телефону. Его голос перекрыли крики Анжелы. Слов Демьян не разбирал, они сливались в единый шум, непонятную бессмыслицу, как если бы родной русский внезапно стал чуждым и незнакомым. Когда-то ему казалось, что у Анжелы самый замечательный голос на свете — звонкий и прохладный, как студеный ручей. Нынче её визг напоминал скрежет ржавой пилы по металлу — отвратительный, бесконечно громкий. Михаил сжимал его руку, но Демьян почти не чувствовал пальцев.
Он попытался дотянуться, рвануть ворот рубашки в бессильной попытке вдохнуть, но руки не подчинялись. По телу шёл холод, и он вспомнил Полину. Чуткую, светлую и бесконечно любимую, не совершенную, но живую. Ту единственную, что согревала по-настоящему.
Он совершил большую ошибку, отказавшись быть рядом с ней: из-за призрачного идеала выдержки, спасовал перед звериной сущностью ради безупречной репутации. Все достижения и победы нынче ничего не значили, только Полина.
Демьян слышал, как Михаил звал его по имени, но не отозвался. Будто лёд на реке, холод сковал голос. Но только в этом мире — потому что там, за чертой, он видел едва различимое мерцание свободы. Безграничной и светлой, представить которую не способен никто.
