— Да ничего особенного, — мрачно отозвался Уиндел. — Довольно скоро обе стороны поймут, что системы перестали ускоряться, что никакой обещанной катастрофы не случится. И всё постепенно вернется на круги своя – покачается маятник и остановится в своем вечном шатком равновесии. Ну, разве что возникнут новые формы расизма, да сумасбродные астрономы – вроде меня – будут время от времени отправлять душещипательные радиопослания несостоявшимся соседям. Благо, теперь им известно, в какую конкретно область космоса их адресовать.
— Отчего так быстро погас твой азарт первооткрывателя? — подозрительно прищурившись, спросил Стас.
— Я все-таки гораздо старше тебя, Нужный. И хоть мне свойственно гипертрофированное любопытство, как любому истинному жрецу науки, у меня есть устоявшаяся система приоритетных ценностей.
— Неужто – человеческих?
— Их самых.
— И тебе не интересно, что там, в остальных системах? Есть ли там жизнь? Какая она? Не верю. Зачем же тогда было устраивать весь этот спектакль с моим участием?
— Ты еще юн, Станислав. Не обижайся, это лишь делает тебе честь… Разве не ты недавно хотел спасти мир? А ведь, как ни смешно, это – благородное желание. Хотя, несомненно, излишне амбициозное… Вот я и подумал, что когда-то в жизни надо сделать выбор. И сейчас у меня вдруг возник шанс уберечь от катастрофы аж шесть миров. Не использую – потом жалеть буду.
— Какой еще выбор, Уиндел? Между познанием и спасением?
— Именно.
— Похоже на религиозные догмы Средневековья, тебе не кажется?
— Некоторые из них не были лишены здравого смысла. Отчасти, конечно… Обрати внимание: мы – люди – любое познание умудряемся использовать для уничтожения друг друга. Кстати, религия – не исключение. Ты уверен, что, открыв остальные миры, мы не спровоцируем очередных конфликтов? Я не уверен.
— И это говоришь ты – человек, покоривший тонкости астрономии и астрофизики, выдвинувший чертову уйму радикальных научных гипотез и решивший миллионы математических уравнений? Уиндел, даже мне кажется, что неделя-другая не сыграет роли. Мы можем вернуться и рассказать людям правду. А потом непременно…
Стас осекся. Ему в грудь смотрел ствол армейской «Рарии».
Сердцу моментально стало неуютно и как-то… прохладно.
Ученый неуклюже держал автомат, стараясь не делать резких движений, но вовсе не намеревался его опускать.
Вот, оказывается, почему он так неудобно поджимал правую руку под комбезом все это время. Кто бы мог подумать…
— Я считаю наш дальнейший спор лишенным смысла, — произнес Уиндел. Сглотнул. Кадык острым жалом пробежал по горлу туда-сюда. — Время, в течение которого можно спасти хоть одну жизнь, — уже бесценно. Помни об этом, Нужный. Ты отступил от своего прошлого, стал ренегатом, убежавшим из счастливого мира санкций, и нет судей, чтобы обвинить тебя в этом. Но не отступай от будущего. Кто знает, каким оно может быть… Ведь ты всегда смотрел на небо и ждал чуда, Стас. Оно произошло.
Нужный никак не отреагировал на проникновенную речь.
— Ты как эту бандуру на борт пронес? — только и смог выдавить он, одурело глядя на темную дырочку дула.
Жаквин не ответил. Вновь нервно сглотнул и попросил:
— Брось пистолет. Пожалуйста.
Стасу вспомнилось, как еще на Хароне Уиндел насмерть бился с Гарсией – пацаном-антисоцом. Вспомнились его глаза в тот момент. И сомнения испарились: если возникнет крайняя необходимость – тихий, благородный, немного застенчивый ученый выстрелит…
Нужный осторожно вытащил из-за пояса табельное оружие и отбросил к стене.
— У вас есть полчаса, чтобы покинуть эту область пространства, — сказал Уиндел. Старческая фигура в призрачно-зеленом свете казалась убогой пародией на человека. — Затем я уничтожу объект.
Стас еще некоторое время стоял, не шелохнувшись. Он никак не мог поверить, что ученый все-таки решился на этот шаг. Тишина сдавила все вокруг своими невидимыми тисками, проникла внутрь троих людей, посягнувших на то, чтобы обмануть саму Вселенную.
— Ступайте домой, — еле слышно произнес Уиндел, не в силах больше выдерживать эту скулящую тишину.
Нужный сделал шаг назад, увлекая за собой изумленную Веру. Не поворачиваясь к ученому спиной, попросил:
— Удиви меня еще разок. Я же знаю: у тебя припасено напоследок нечто особенное.
Уиндел вымученно улыбнулся.
— Ничего выдающегося, просто еще одна гипотеза.
— Поделись.
— Я, кажется, понял принцип действия Точек перехода. — Жаквин перехватил тяжелый штурмовой автомат поудобнее. — Это сверхпроводимость пространства. Вопреки законам релятивистской динамики, открытым еще Эйнштейном, между двумя точками космоса возникают некие… э-э… лучи, в которых пространство приобретает уникальное свойство сверхпроводимости – как бы теряет сопротивление. Подобно некоторым металлам и химическим соединениям при низких температурах. Когда-нибудь люди сумеют использовать это уникальное свойство, и оно откроет им совершенно новые горизонты Вселенной. Вот такая вот забавная гипотеза. — Ученый бросил взгляд на свои часы. — А теперь – валите отсюда. Время тикает. У вас осталось двадцать семь минут, я не шучу.
— Прощай, Жаквин, — обронил Стас. — Мне будет не хватать твоих сумасшедших гипотез.
Он обернулся и, волоча за собой Веру, исчез в переходном коридоре.
Ученый еще долго стоял, глядя, как закрываются лепестки люка-диафрагмы, и слушая, как в полном безмолвии через обшивку цилиндра передается легчайшая вибрация от маневровых жидкостников отчаливающего истребителя.
Когда эта почти человеческая дрожь исчезла, он выронил незаряженный автомат из ослабевших вдруг рук и произнес в пустоту:
— Если бы ты не отправился в тот злополучный рейс… Если б только послушал меня.
* * *
Неисследованная система
— Что ж, здесь хотя бы Солнце есть, — облегченно вздохнул Стас, глядя на навигационные приборы. — И Земля имеется вроде бы. Только вокруг не мой и не твой мир: привязки по звездам опять нестандартные.
— Это не самое страшное, — улыбнулась Вера, глядя на хрустальную россыпь звезд за иллюминатором.
…Отчалив от цилиндра, Стас врубил форсаж и направил «Янус» к Точке. Через некоторое время он с удивлением обнаружил, что корабль Зетов исчез и больше им никто не загораживает проход дурацким черным коконом неизвестной природы. До самой Точки они летели, не проронив ни звука – слишком пустыми и пафосными показались бы любые сказанные слова в тот момент…
— Что теперь? — спросила Вера, глотая пилюлю антирада. — Ты ведь и впрямь всегда смотрел на небо и ждал чуда. Оно произошло. Что дальше?
