пока вы добирались, но я в них пока не нашёл ни одного упоминания о времени.
– Он работал с энтропией, а парадоксы временных петель и отставаний являются уже следствием изменения энтропии. Но я поняла главное: Истомин создал не просто генератор антиэнтропии – кстати, он называет его эн-накопителем, – а механизм запуска амплитудной инфляции энтропии.
– Минуточку! – взмолился Виктор. – Во-первых, не так быстро, а во-вторых, объясняйтесь по-русски.
– Его эн-накопитель может запустить сверхбыстрый рост энтропии, что будет сравнимо со вселенским апокалипсисом. Истомин сумел синтезировать спусковой крючок низкоэнергетического скачкообразного изменения волновой функции мегамасштаба.
– И что?
– Взорвётся вся Вселенная, – сказал Никифор.
– Да ладно!
– Может, и не вся, скачок затухнет на коллапсе, а разнос произойдёт локальный. – Анна подсела к компьютеру Истомина. – Но нам от этого не легче. Сброс вакуума в низшее энергетическое состояние ложного вакуума даже в локальном масштабе едва ли оставит этот объём пространства в покое.
– То есть взорвётся лаборатория? – уточнил Климчук.
– Вся Земля, – рассеянно ответила женщина, начиная листать материал, выведенный Никифором из флешки на экран.
– Так это… бомба?! – Виктор ошеломлённо оглянулся на «люстру».
– Можно сказать и так, поскольку инфляционный рост энтропии, по сути, будет представлять собой взрывной процесс.
– Что-то не больно презентабельна эта бомба. Дом она, может, и разнесёт, но вряд ли – всю планету.
Анна промолчала.
– Скачок энтропии затронет базовые глубины материи, – задумчиво сказал Никифор. – Начнётся цепная реакция распада всех видов элементарных частиц. Стоит только нажать на спусковой крючок.
– Понял. – Виктор поёжился. – Ни фига себе перспектива! И когда ожидается час икс?
– Пока не знаю, – сказала Анна. – Может быть, совсем скоро. Именно поэтому Истомин работал над проблемой день и ночь и загнал сердце.
– Не пугайте, – отмахнулся капитан. – Надеюсь, это произойдёт не сегодня.
Никифор замер, прислушиваясь к шевельнувшейся в голове мысли: показалось, он нашёл другое объяснение смерти Истомина, не от того, что тот неистово работал день и ночь. То есть причина крылась в другой интерпретации этого факта. Но мысль, кольнув душу, растаяла, оставив глухое раздражение.
Климчук между тем с опаской обошёл «люстру», вглядываясь в электрические змейки, бегающие по кристаллам «свеч».
– Ей-богу, не верится, что эта штуковина может разнести планету.
– Ты ничего не успеешь почувствовать, – хмыкнул Никифор.
– Спасибо, успокоил, – ухмыльнулся Виктор. – Как говорила тётя Сара: чтоб вас не разнесло, не ешьте после шести и не курите возле бензоколонки.
– Ну и не кури.
– Ну вот, пожалуйста, – сказала Анна, – я так и знала.
Она подозвала Никифора, указала пальчиком на экран.
– Посмотрите, вот его финальная аппроксимация.
Никифор увидел график, линии которого имели разный цвет. График напоминал двойное седло, и под каждым горбом концентрировались формулы, отдалённо напоминающие уравнения Уилера – Девитта, Шрёдингера и Эверетта; Никифор помнил эти уравнения с института и мог отчеканить как «Отче наш».
– С этой стороны, – пальчик женщины коснулся второго изгиба «седла», – всё хорошо.
– А с другой? – кивнул на первый изгиб Никифор.
– А с другой мы, – усмехнулась Анна.
– Послушайте, панове, – сказал Виктор. – Если эта «бомба» вот-вот рванёт, почему бы её не обезвредить? Взять и отключить, а то и взорвать.
– Полегче со взрывами, – покачал головой Никифор. – Кругом люди живут. Да и никто не разрешит нам это сделать.
– Переселить…
– Переселение – процесс долгий.
– Что-то же надо делать. Не сидеть же сложа руки и ждать конца света.
– Но и приближать его не надо. – Никифор проследил за мельканием страниц в мониторе. – Значит, Истомин предвидел результат своих исследований?
– Наоборот, спохватился слишком поздно и начал искать решение, чтобы отсрочить взрыв хаоса.
– Взрыв хаоса, – попробовал на язык словосочетание Никифор. – Звучит мощно!
Мысль, которую он потерял недавно, вернулась.
– Подождите, похоже, мы неправильно интерпретировали процесс, запущенный Истоминым.
Анна перестала читать.
– Да? Интересно.
– Он действительно сделал какую-то страшную вещь и после этого запустил время в своей квартире обратно.
– Зачем?
– Чтобы успеть нейтрализовать собственное же изобретение.
– За один день?
– Почему за один? Это для нас – один, а он и прожил те самые двадцать с лишним лет как один день.
– Не понимаю.
– Завлаб ОИЯИ признался мне, что Истомин был страшным педантом и всегда приходил на работу и уходил с работы в одно и то же время. То же самое говорил его приятель Николай Маркович.
– Как это объясняет замысел Глеба Лаврентьевича?
– Мы согласились, что время в квартире идёт в противоположную сторону.
– Это спорный аргумент, но допустим.
– Так вот, просидев дома час, Истомин возвращался на час по отношению к ходу времени вне квартиры. Пробыв же дома двенадцать часов, он, старея на те же двенадцать часов, возвращался на двенадцать часов к моменту выхода из квартиры в восемь часов утра. Для нас это будет один день, но для него – два! То есть за сутки Истомин старел на двое суток! Получается, он возвращался в одно и то же время одного и того же дня, переживая их реально – но для себя. Вот откуда набирается его резкое для свидетелей – на двадцать с лишним лет – старение!
– Или я ничего не понял, – пробормотал Виктор заторможенно, глядя на коллегу, – или одно из двух.
Но важней для Никифора была реакция Анны.
Из вопрошающих её глаза стали задумчивыми, потом озабоченными, удивлёнными, и всё затмил свет уважительного понимания.
– Вы… невероятный!
– Супер-пупер, – усмехнулся Никифор. – Я нормальный, просто поднабрался опыта.
– Нет, я не о профессиональной хватке. Так просто разобраться в необычной физической проблеме – дорогого стоит! Надо не только обладать хорошей интуицией, но и пониманием современных тенденций в квантовой физике.
– Аня, давайте ближе к делу, а то я растаю от похвал. Вы согласны со мной?
– Почти во всём. Сколько мы здесь уже находимся?
Мужчины дружно посмотрели на часы.
– Я вошёл сюда в полвторого, – сказал Виктор. – На моих сейчас четырнадцать пятьдесят, значит, я сижу по наружному времени примерно сорок минут.
– Я на двадцать минут меньше, – сказал Никифор.
– На моих было тринадцать пятьдесят четыре, сейчас четырнадцать двенадцать, то есть я нахожусь здесь меньше пятнадцати минут.
– Вы не учитываете, что уже были тут со мной, – напомнил Никифор, – и ваши часы должны были опережать отсчёт снаружи минут на сорок.
– Я подвела часы, ещё когда мы вышли, – призналась Анна. – Если ваш постулат правилен, на часах парня в коридоре должно быть на полчаса меньше по сравнению с моими.
– Давайте проверим, – предложил Климчук.
Никифор молча прошёл в прихожую, открыл дверь, вышел и вернулся через минуту обратно.
– Его часы показывают тринадцать тридцать шесть.
– Наши снова ушли вперёд… – начал озадаченно Виктор.
– Наши как шли, так и идут, но они вместе с нами находятся в квартире, время в которой идёт назад. Пятнадцать минут по тем часам вперёд компенсируется пятнадцатью минутами назад.
– Тогда на часах снаружи должно быть то время, как будто мы только что вошли.
– В таком случае я чего-то недопонимаю и мое утверждение о равных скоростях времени внутри и вовне неверно, – неуверенно сказала Анна. – Хорошо бы проверить, как далеко назад простирается действие эн-накопителя.
– Каким образом?
– Да совсем просто, надо лишь подождать здесь больше, чем раньше.
– Сколько?
– Подождём час,
