Вокруг уже полыхало пламя, быстро растекались огненные ручьи горючей смеси. Огонь лизнул матовую поверхность холодильника, и вкус явно ему понравился. Чувствуя, как за стенками растет температура, задыхаясь от недостатка воздуха и всепроникающей гари, Илья потерял сознание.
На этот раз он просто обязан был умереть. А, может, и вправду умер. Потому что только мертвый может испытывать такое нереальное отсутствие всяческих чувств. Боль исчезла. Тело – если оно еще было – не ощущало ничего. Это было странно, но невероятно приятно.
Вот только страшно было открыть глаза. Он был готов увидеть себя обгоревшим полутрупом. Или вообще ничего не увидеть – потому что глаз уже нет и открывать-то нечего. Но потяжелевшие веки дрогнули – и открылись.
Над головой было звездное небо. Некоторое время он так и лежал, уставившись в неподвижную бесконечность, пока гармонию не нарушила маленькая звездочка, нагло ползущая поперек созвездий.
«Спутник», – мелькнуло в голове. Тут же потянулись вереницы ассоциаций: связь, потеря связи, радиомолчание секретность, секретная миссия, руководитель миссии с оторванной головой…
Илья вздрогнул и резко сел, настороженно оглядываясь. Происходящее не имело разумных объяснений. Воспоминания обрывались в удушливом и тесном пространстве холодильника. Сейчас же он обнаружил себя посреди поляны, на которой некогда был разбит лагерь, а теперь оставались лишь подсвеченные звездами черные останки палаток и прочий обгоревший хлам.
Лейтенант провел ладонью по ноге и понял, что на нем нет одежды, лишь какие-то обгорелые клочья. Попытался нащупать рану. Вместо пробитой кожи ощутил под пальцами что-то холодное, скользкое, пульсирующее.
– А, черт… – он вскрикнул, но броситься в сторону что-то мешало, мягко, но цепко удерживая за ногу.
Ползучая сельва! Она обволакивала ногу тонкими отростками – так этот гибрид животного и растения со свойствами грибницы пожирал трупы и слабеющих животных. Но почему-то на этот раз не высосал соки из потерявшего сознание человека. Более того, могло показаться, что именно это мерзкое, ползучее создание и вернуло морпеху утраченные силы.
Кривясь от отвращения, Илья принялся отдирать назойливые ползучие отростки. Рука сама нашарила знакомый предмет – компактный металлический фонарик. Щелкнула кнопка, вспыхнул ослепительный с непривычки свет. Рядом нашелся складной нож с оплавленной рукояткой, закопченная зажигалка… Похоже было, что одежда сгорела, и уцелевшее содержимое карманов просто рассыпалось вокруг тела. Освободившись от отростков сельвы, лейтенант осмотрел рану. Точнее, место, где та должна была быть. И увидел лишь красноватое пятнышко шрама.
– Дела… – пробормотал Илья, подымаясь на ноги. Он даже не пытался понять, кто или что его излечило от ран, и главное – зачем? Просто поднялся и огляделся, подсвечивая себе фонариком.
В тусклом свете картина разрушения выглядела еще безрадостнее. Он понял вдруг, что оказался в полнейшем одиночестве посреди чуждого человеку мира. Возможно, он – последнее человеческое существо в радиусе сотен километров. Лже-проводник, который, очевидно, и погубил миссию, по-видимости, давно слинял на прилетевшей вне графика машине. Трудно сказать, знают ли на базе о гибели группы? Не они ли сами являются заказчиками убийства? И самое главное – как ему, раненому, задыхавшемуся, потерявшему сознание, удалось выжить посреди бушующего огнеметного ада?
Лучший ответ на вопросы, не имеющие ответа, – переключение на физическую активность. Спасибо боевой подготовке – телом завладели намертво вбитые инстинкты: первым делом – отыскать оружие! Быстро сориентировавшись, Илья метнулся к рваной «кляксе», оставшейся от взводной палатки, отыскал обгоревший оружейный ящик. Пара автоматов, хранившихся сверху, была безнадежно испорчена высокой температурой и каплями расплавленного металла. Но на дне оказалось вполне пригодное оружие и несколько коробок с патронами.
Вставив на место магазин и передернув затвор, Илья почувствовал себя значительно лучше. Включил тактический фонарь, притороченный к подствольному гранатомету, осмотрелся. Сам себе усмехнулся: иллюзия безопасности хуже, чем полное отсутствие оружия. С кем он собрался воевать в этих диких местах? Захотят сожрать – сожрут. Как сожрали всех остальных. Единственное, хотя и слабое утешение – возможность продать свою жизнь подороже, прихватив с собой нескольких врагов рода человеческого.
Словно иллюстрация к этим мыслям мелькнула в свете фонаря какая-то кошмарная перепончатокрылая нечисть. Тактический фонарь светил куда приличнее карманного, и в столб яркого света охотно потянулись всякие летающие создания, большей частью огромные мутировавшие насекомые и летучие мыши. Хотелось верить, что неопасные.
Илья замер, вслушиваясь в ночные звуки, пошарил в темноте лучом фонаря и вдруг понял: свет мешает ему. Мешает видеть… нет, ощущать.
Палец коснулся кнопки. Все погрузилось во мрак. Понадобилось время, чтобы глаза привыкли к темноте. Но и без зрения поблизости чувствовалось неприятное движение. Кто-то кружил рядом, то осторожно подкрадываясь, то боязливо шныряя обратно в темноту. Илье не было дела до этих теней. Он смотрел прямо, не отрывая взгляда, туда, где возникли из темноты жуткие, неподвижные…
Глаза!
Страха не было. Остались лишь оцепенение и равнодушное ожидание. Глаза – желтые, с мерно пульсирующим вертикальным зрачком, не мигая, смотрели на него. Невозможно было понять – принадлежат ли они какому-то живому существу или же просто висят в воздухе. Да и вообще – глаза ли это, или просто плод больного воображения?
Илья медленно поднял оружие, прицелился меж этих неподвижных Глаз. Тихо спросил:
– Кто ты?
Голос прозвучал глухо, незнакомо, будто чужой. Странно было надеяться на ответ. Но голова вдруг налилась тяжестью, а мозги «вскипели», будто попали в микроволновую печь.
«Разум», – прозвенело в голове, болезненно отдаваясь в затылке.
– Чей? – непонимающе отозвался Илья. Ощущения от такого общения были странные и не очень приятные. Он плотнее прижал автомат к плечу, машинально принимая стрелковую стойку.
«Разум не может быть чьим-то. Разум свободен. Бесконечно свободен».
– Где ты? Покажешься? – проговорил Илья, касаясь пальцем спускового крючка. Он не был уверен, что действительно хочет видеть обладателя странного «голоса».
«Ты видишь меня. Я – везде».
– Понятно, – пробормотал лейтенант. Разом сникнув, опустил автомат, поежился, озираясь.
Разумеется, ни черта он не понимал. Но молчать было еще хуже. Сделав над собой усилие, осторожно поинтересовался:
