«Разум не может быть чьим-то. Разум свободен. Бесконечно свободен».
– Где ты? Покажешься? – проговорил Илья, касаясь пальцем спускового крючка. Он не был уверен, что действительно хочет видеть обладателя странного «голоса».
«Ты видишь меня. Я – везде».
– Понятно, – пробормотал лейтенант. Разом сникнув, опустил автомат, поежился, озираясь.
Разумеется, ни черта он не понимал. Но молчать было еще хуже. Сделав над собой усилие, осторожно поинтересовался:
– Это… Ты всех убил?
«Вы сами себя убили», – отозвалось в голове – на этот раз чуть болезненнее, и Илья с удивлением подумал, что обладатель голоса злится.
«Я лишь немного помог вам», – счел нужным добавить голос.
– Ты помог предателю!
«Да».
– Зачем?!
«Интересно».
– Что тебе интересно?! – насупился Илья.
«Предательство. Как люди обманывают и мучают друг друга. Поступки. Мотивации. Эмоции…»
– Это… Ты спас меня?
«Да».
– А до этого хотел, чтобы я убил себя?
«Верно».
– Что-то я никак не пойму… На чьей ты все-таки стороне?
«На своей. Я всегда на своей стороне».
– Зачем тогда тебе я?
«Изучать».
– Изучать… – повторил Илья, пожал плечами. Помолчал. У него просто закончились вопросы.
Но то, что называло себя Разумом, продолжило:
«Когда-то люди изучали меня. Настало время поменяться местами. Я изучаю вас».
– Что это значит?
«Эксперимент. Вы – мой эксперимент».
– Чушь! – Илью вдруг бросило в жар. Все это напоминало бред. Он потряс головой, стараясь прогнать этот назойливый голос. – Ты просто плод моего воображения!
«Это ты – плод моего воображения, – издевательски прозвучало в голове. – Ты жив только потому, что это нужно мне. Ты – часть эксперимента».
– Допустим, так оно и есть – зачем ты мне рассказываешь об этом?
«Это часть эксперимента. Я тебя изучаю, ты знаешь, что тебя изучают, – днем и ночью, что бы ты ни делал…»
– Оставь меня в покое! – крикнул Илья, и эхо разнесло его голос. Где-то в зарослях эхо подхватили какие-то твари, искажая его и превращая в чудовищный вой.
«Я делаю то, что считаю нужным…» – отчетливо прозвенело под черепной коробкой. Илья зарычал от бессилия, отчаянно колотя себя ладонями по вискам, будто это как-то могло помочь освободиться от сверлящего Голоса.
«И не пытайся убить себя – я не допущу этого. По крайней мере – до окончания эксперимента…»
Неожиданно Илья успокоился. Замер, тяжело дыша, глядя в глубину ночного мрака.
– Скажи, – тупо спросил он. – Это твои глаза – там, в темноте?
«У меня тысячи глаз».
В ту же секунду Глаза исчезли – словно их выключили, как настольную лампу.
«Я могу смотреть на мир и твоими глазами, – продолжал Голос. – А хочешь увидеть мир так, как вижу его я?»
Илья не успел ответить. Что-то звонко лопнуло в глубине мозга.
Он увидел.
И закричал – настолько ужасным, нестерпимым было увиденное. Но главное – совершенно нечеловеческим. Потому что не дано человеку видеть миллионами глаз, осязать миллионами пальцев, лап, усиков и еще черт знает чего. От такого сходят с ума. И он сам оказался на краю безумия, наблюдая одновременно тысячи картин боли, страха и разложения, раздавленный миллионами воплей.
Указательный палец судорожно скрючился, вдавив спусковой крючок. Автомат заплясал в руках, расстреливая тьму. И вдруг все кончилось. Илья стоял на четвереньках, из полуоткрытого рта стекала тонкая струйка слюны. Качало.
«Чтобы ты не забывал о нашей беседе, – донеслось откуда-то издалека. – Тебе – на память…»
Кулак сам поднялся на уровень глаз, разжался. Илья недоуменно смотрел на вздрагивающую ладонь, подсвеченную восходящей Луной. В ней был пистолетный патрон. Тот самый, давший осечку.
Тот, что должен был убить его…
За ним прилетели, как было обещано, – на третьи сутки, утром. Наверное, непривычное для пилотов зрелище: черное пятно пожарища и одинокий человек, неподвижно сидящий в центре.
Странно – Илья не испытывал восторга по поводу подоспевшего спасения. Что-то подсказывало: ему не суждено умереть здесь и сейчас. В противном случае ночные хищники растащили бы его по кускам. Но еще одна ночь, проведенная наедине с мрачными мыслями, вымотала до предела. Весь полет до базы он просто молчал. Ребята из американских ВВС отнеслись к нему с пониманием: в его положении вообще можно было свихнуться. В последнее время примеров тому полно – то и дело люди сходят с ума, просто подумав о том, что мир никогда не станет прежним.
На базе отношение к единственному уцелевшему резко изменилось. С первых шагов его отправили в карантин, взяли кровь на анализ. И сразу же начались допросы. Поначалу – формальные, вполне ожидаемые в свете произошедшего.
Но с появлением майора Хоука все изменилось.
– Говори правду, – гаденько улыбаясь, заговорил Хоук. – Зачем ты их убил?
– Я никого не убивал, – вздрогнув сказал Илья. Сначала он наивно подумал, что этот простоватый армейский следователь просто пересмотрел шпионских боевиков.
– Почему же выжил только ты? Проводник, Дэвид, был гораздо подготовленнее тебя. И он сгинул, а ты живой. Нестыковка получается, как думаешь?
– Я уже неоднократно говорил: Дэвид и есть убийца.
– Дэвида нет. А ты здесь. Да и зачем рэйнджеру убивать американцев? А ты, русская сволочь, наверное, мечтаешь, чтобы мы все попередохли…
От таких доводов Илья ненадолго впал в ступор. С этим парнем явно было что-то не так. В его глазах легко читалась искорка безумия. Здоровенный белобрысый «ястреб» с квадратным подбородком выходил из себя на ровном месте. Уже то обстоятельство, что единственный уцелевший – русский, наполняло его злобой. Илья подозревал, что таким вот образом выходит из него самый обыкновенный страх. Но, конечно же, сидя в комфортабельной бетонной камере при комендатуре базы, он не ожидал, что все зайдет настолько далеко.
– Позволю себе заметить, – с некоторой издевкой произнес Илья, – что среди погибших не было ни одного гражданина США…
Издевка была, пожалуй, излишней. Это лейтенант понял, слетая со стула.
– А проводник?! – в самое ухо просипел следователь.
Не будь на запястьях наручников, а на щиколотках весело звенящих кандалов – он показал бы придурку, как дерутся морпехи. Сейчас же явное преимущество было на стороне этого свихнувшегося патриота.
– У вас с логикой все в порядке? – прохрипел он в ответ. – Зачем мне убивать проводника?!
