— Я понял, — мрачно промолвил цветовод, прервав нависшее после слов Веге молчание. — Вы раскопали это в архивах и явились меня шантажировать. Разумеется, вам известно, что я неплохо зарабатываю и…
— Нет, Аник, ничего подобного!
— Не надо изворачиваться, я не мальчик! — все сильнее кипятился цветовод. — Вымогаете — так вымогайте! Сколько вам нужно за молчание?! Я не хочу, чтобы это попало в газеты. У меня королевский диплом, я принят при дворе — и вдруг такое… Вам что, не хватает зарплаты на старости лет? Ну, сколько вы хотите?!
Оставив чашку, он от полноты чувств встал и заходил по гостиной.
— Послушайте, это просто свинство! Вам известно, что я сирота, что пробивался своими силами, что… вот! взгляните! — сорвав со стены застекленный диплом, он почти силой вложил его в руки Веге. — И после этого вы меня хотите… смешать с грязью!
— Аник, успокойтесь, — увещевал Веге, не зная, куда положить диплом, — у меня и в мыслях не было разглашать! Вы не в ответе за деяния отца; все останется между нами.
— Девятнадцать убийств! — причитал Аник. — Да стоит лишь назвать это число… А… а где гарантии, что это правда?! ваше удостоверение — не доказательство! Я сейчас же звоню моему адвокату, — Аник решительно направился к телефону. — А затем — в прокуратуру! Вы думали — безродный одиночка за себя постоять не сможет?! Незаконное проникновение в жилище, шантаж, диффамация и клевета. И это делает полицейский! да чем вы лучше гангстера?!..
Веге не испугался угроз, но совсем не хотел дожидаться, пока Дешан осуществит их. В самом деле, пришлось бы объяснять — ему-то, в его возрасте и чине! — под каким предлогом он вошел в дом и насколько обоснованы его предположения насчет родства сьера Дешана с Аником Бакаром.
— Аник, погодите. Вы ошибаетесь. Я никоим образом не намерен вмешиваться в вашу частную жизнь. Если я говорю вам об отце — то исполняя свой долг. Я рад, что вы стали достойным человеком, несмотря на все препятствия. Вам не стоит передавать третьим лицам то, что знаем лишь мы с вами…
Уже набрав номер и приложив трубку' к уху, Аник замешкался, выслушивая гудки, и прижал контакты пальцами.
— Вам нечего стыдиться, — твердил Веге, видя, что порыв угас. — Вы живете честно, у вас успехи… Вы намного превзошли отца!
«Да уж!» — согласился Аник про себя.
— Вы избрали мирное, доброе ремесло, — убаюкивал Веге тревогу цветовода. — У меня нет столько наград, сколько у вас… Скажите, как вы стали заниматься цветами?
— Научился у святых отцов, — вздохнул Аник, положив трубку. — При миссии в Суранге был чудесный сад… Я не могу поверить вам, комиссар.
— Посмотрите сюда, — пристроив-таки диплом на край столика, Веге достал небольшую папку и, вынув оттуда, протянул Анику его собственную фотографию в фас и в профиль. Большеглазый невинный Аник на ней был снабжен номером 4-7114 и регистрационным штемпелем внизу — «Министерство полиции и тюрем. Управление по Юго-Западной провинции. Тюремное учреждение Граудин. П/следств. БАКАР, АНИК. 20.03.1951 г.».
Цветовод, не веря своим глазам, вглядывался в фото, а Веге извлекал на свет новые свидетельства — копии архивных материалов, сделанные им для своих «Записок…»
— Вот он на следственном эксперименте… вот он в зале суда… Да, а справа — я.
— Невероятно… Мы с ним так похожи!
— Вот-вот, и я говорю. В вашем родстве нет никаких сомнений. Но судьбы — такие разные! Как вы вернулись из колоний?
Казалось, Аник очнулся, оторвавшись от фотолетописи «Бакар под следствием».
— А?., я учился в иезуитском коллеже Сан-Иньяс-ин-Партибус. Но шла война, туземцы бунтовали… В колониальные войска меня не взяли по болезни. У меня страхи… я боюсь змей, мелких животных. Здесь я узнал, что могу учиться на стипендию для репатриантов. Пошел на ботанические курсы; я всегда хотел разводить цветы, они прекрасны.
— Да, нелегко вам пришлось. Надеюсь, вы нашли тут родственную душу?
— Не сказал бы, что родные меня тепло приняли.
— Я не о родственниках. Какая-нибудь хорошая девушка…
— А, девушка. Да. Хотя после коллежа Сан-Иньяс в универе мне было непривычно.
— Вы увлекались чем-нибудь? это помогает развеяться.
«Вышивал крестиком салфетки, — хотел ляпнуть Аник, но удержался. — Дядя, а ведь ты меня допрашиваешь, верно?..»
— Вам был бы к лицу мужской вид спорта, — заметил Веге, хотя, на его взгляд, Аник скорей выглядел как музыкант или художник. — Фехтование, верховая езда или стрельба. Не пробовали?
— А вы умеете угадывать. Это профессиональное? В 1978-м я записался в стрелковый клуб «Нот». Там весьма изысканная публика и атмосфера легкая.
Веге провел немалую часть жизни, допрашивая подозреваемых и подследственных, и научился не подавать вида, когда клиент перешагивает ловушку. Клуб «Нот», вот тебе раз. Элитное частное общество любителей пальбы по мишеням. Чтобы вступить туда, готовь рекомендации двух членов клуба и немалый взнос, а затем вноси помесячную плату. Самого Веге туда не приняли бы.
1978 год. Парень без средств, недавно кончил ботанические курсы, и вскоре солидные люди принимают его в «Нот»! За какие такие заслуги? За красоту и изящество? Что у него за связи в верхах? «Принят при дворе» — что это, блеф или намек?
Веге показалось, что он откусил больше, чем может проглотить. Но сдаваться он не собирался:
— О, весьма почетно! Полагаю, вы имели некоторый опыт в этом деле? занимались стрельбой раньше?
— Меня огорчало, что я не могу служить в армии. Я даже хотел стать священником. Но мирское влекло меня больше… особенно когда я покинул отцов-иезуитов. Кстати сказать, они осуждали стрельбу из трубок, а это было неплохое развлечение. Грешен! — смеясь, развел Аник руки. — Видели, должно быть — сасабен, духовое ружье гоккалинцев. Не настоящее, конечно, и заряженное не отравленной стрелкой. Жеваная бумага, бусы, ягоды…
— Все-таки кровь сказалась, — Веге тоже напустил на себя веселость. — Ваш отец — да простит ему Бог! — был превосходным стрелком. И когда вы попробовали себя с огнестрельным оружием? уже в студентах?
— Да… скажу точно — в 1975-м, когда завелись деньги оплатить клубный абонемент. Поначалу это давалось мне с трудом…
— Но результаты, очевидно, улучшались раз от раза?
— Понемногу.
— Не скромничайте, Аник. В «Нот» не берут новичков.
— Я выполнил их норматив.
— Выступали в соревнованиях?
— Нет. У меня нет азарта. Не люблю состязаться, предпочитаю личные достижения.
— Жаль, жаль… клуб был бы доволен, если бы вы добывали для него призы.
