— Жаль, жаль… клуб был бы доволен, если бы вы добывали для него призы.
— Там с пониманием относятся к причудам.
— И еще жаль, что мы не встретились раньше, Аник. Вы интересный человек, я был бы счастлив пообщаться с вами. Я служу в Дьенне с 1962-го, а вы здесь оказались…
— В 1968-м, — любезно подсказал Аник. — Первое время бездельничал… соблазны большого города… но затем взялся за ум, и осенью 1970-го сел за учебу.
— Значит, вы должны помнить май 71-го.
— Как же!.. Моя первая курсовая «Растения пустырей округа Ландер» — о сорняках, если говорить понятней. Тема досталась мне по жребию, над ней посмеивались… Я обошел все свалки и помойки Дьенна; знаете, как окрестили мой гербарий к курсовой? «Букет неудачника»! Но непрестижные темы чаще всего и выигрывают; я постарался и получил главную премию. Мы с подружкой устроили себе второй медовый месяц летом, ездили на побережье…
— А у нас было трудное время — «Кровавая неделя».
— А, эти убийства крупных деятелей? герцог Вендельский и… — Напряг память цветовод. — Ну да! кругом стояли патрули и проверяли документы, как в Суранге. Это немного раздражало. У нас досматривали багаж, когда мы выезжали на отдых…
Ничего лишнего ни в мимике, ни в голосе. Веге отметил, что цветовод держится свободно и непринужденно. Сорняки ему больше запомнились, чем громкие криминальные новости. Сорные растения, любовь и обыск на вокзале — что, и все? больше никаких воспоминаний?., похоже, никаких. Если и есть — на поведении они не отражаются.
— И что потом было с той девушкой?
— Мы расстались… — Вот сейчас взгляд цветовода стал опасливым. — Простите, но какое значение это имеет?
— Обычная любознательность, не более.
— Не обманывайте меня, комиссар. Она… ваша родственница?
— Нет, вовсе нет. Я встретил ее фамилию в бумагах. Но… похоже, вы не вдовец, а живете один.
— У нас все было благополучно, уверяю. — Голос цветовода смягчился, глаза стали спокойней. — Просто со временем наши интересы разошлись; я получил диплом, а она оставалась портнихой, поймите правильно. Не мог же я привести ее к своим друзьям… Это жизнь! Так бывает между взрослыми людьми.
— Вы были счастливы, — с завистливым вздохом закрыл глаза Веге. Моложавый цветовод обезопасился со всех сторон, даже завел знакомства в высших кругах. Теофиль и Мелита Дешан, сиротство, коллеж Сан-Иньяс-ин-Партибус, стрельба ягодами из трубочки, клуб «Нот», любящая подруга, друзья-студенты — все за него. Против только лицо и маузер. Но этого мало.
Если кто-то в 71-м заказал ему восьмерых видных людей, расплатились с ним сполна.
Где он получил навыки? Наверняка он лжет, что не служил в армии. В мятежную пору гоккалинской войны под ружье брали всех, на фобии не глядели. Возможно, он уже там отличился. А потом… Колониальные офицеры не забывают умелых солдат. Кто-то помог ему устроиться, вовремя вспомнил о талантах парня…
Но кладбище? зачем он пришел туда с маузером?
Аник улыбался: «Попробуй, укуси меня. Не боишься сломать зубы?»
— Расскажите еще об отце…
— Он был любимец женщин. Обожал все красивое. Когда его схватили… думается мне, в замке Граудин он осознал всю тяжесть своих дел…
«Да, раскаялся, что убивал чаек», — согласился Аник.
— …и обратился к Богу.
«А вот это враки».
— Он говорил мне…
Выдумки комиссара прервал настойчивый звон телефона.
— Минуточку, я послушаю. Алло?
— Аник, это Клейн.
— О-о-о, привет, дорогая!
— Ты что, глухой? это я.
— Откуда ты звонишь?
— Из Мунхита. Нам надо срочно встретиться. Немедленно.
— Как?! ты вернулась?! вот это сюрприз!..
— У тебя гости, что ли?
— Нет, я ничем не занят; я как раз скучаю по тебе, моя кошечка.
— Ясно. Кого там к тебе принесло?
— Милая, к чему все эти подозрения? У меня есть ты и только ты.
— В общем, так — тут появились ребятишки из Маноа, от сына дона Антонио. Еще немного — и они доищутся до нас. Я проверил, никаких сомнений. С этой закавыкой надо срочно разобраться. Встречаемся у памятника Вильхэма, в 11.30. Жду. Поторопись.
— Буду. Крошка моя, малютка, я лечу к тебе!.. Я хочу услышать твои губы… о, прелесть! взаимно! — Поцеловав трубку, Аник прихлопнул ею контакты. — Извините, комиссар, моей подруге приспичило. Я не могу к ней ехать, не подмывшись, а потому, как говорит один мой друг: «вот Бог, а вот порог!» — Вежливым, но широким жестом он указал на дверь. — Весьма признателен за то, что вы поведали! Я пока не в состоянии уложить все в своем сознании, но я перезвоню вам позже.
— В архивный отдел, в рабочие часы. — Веге поднялся, недовольный тем, что его так откровенно выпроваживают. И кто?! сын Бакара, сам виновный в нескольких убийствах! У Веге не было сомнений, но суд не принимает даже самые уверенные мысли в качестве доказательств. Комиссар чувствовал себя довольно скверно.
— Всего вам наилучшего. До встречи. Не забудьте — вам пора принять таблетки от диабета.
— У меня нет диабета, — сварливо отозвался Веге в дверях.
— Все впереди, какие ваши годы! — ободрил его Аник.
Когда дверь хлопнула за спиной, Веге понял, что его раздражало в последние две минуты. Интонации. Чертовски знакомые интонации. И сам голос! Этот цветовод заговорил вдруг точь-в-точь как Аник Бакар, вызывающе ведущий себя на допросе, чтобы следователь сорвался.
Манеры тоже наследуются! Яблочко от яблони…
Вместо того чтобы идти домой, сердитый Веге отправился гулять в Озерный парк, чтобы унять расшалившиеся нервы и некстати возникшее сердцебиение.
* * *
Выработка у Аника трудолюбия и послушания не трогалась с места.
Он ничем заниматься не желает — он же вор! — а ускоренный курс старших классов усваивает из-под палки, то есть под угрозой, что Клейн перестанет давать деньги.
Недоученные до войны история отечества, алгебра, география и родной язык становятся его злейшими супостатами.
Нет худа без добра — каждый сданный предмет он рассматривает как убитого врага и радуется, будто краснокожий… после чего несется в дансинг или в бар проматывать стипендию.
По части праздности он прекрасно адаптирован; тут его впору отучать.
В квартире, снятой для него Герцем, звучат «Beatles» и «Doors» (надо идти в ногу с эпохой!), частенько гостят девки. Когда деньги кончаются, Аник приходит к Клейну и демонстративно выворачивает карманы — ни гроша! Давай еще!
«Не дам!»
«И не надо! — Ткнув пальцем телевизор, Аник падает в кресло. — Вы меня воскресили — вот и обеспечивайте!»
«Проглот ты ненасытный! Дармоед, нахлебник, тунеядец!»
