— Мы? Из-за Марины, что ли?
— Думаю, что она ни при чем. Слишком круто для очень пожилой тетеньки — и тебе слежка, и тебе попытка ограбления тепловоза и его команды. Со стрельбой…
— Может, не по ее душу? Ей и нас двоих — выше крыши…
— Тебя одного. А еще твоего знакомца, который сошел. Не исключено, еще кого-то, кого я не заметил пока… Но не бандюков же на нее натравливать!.. Это уж и не двадцать два, а все тридцать семь… Поживем — увидим, Стрелок, время есть, а Марина у нас одна.
— У нас?
— Ты ж за ней присматриваешь, да? А я сторожу. Нас уже двое, не так ли?
Стрелок подумал-подумал и сказал:
— Наверно, так. Лично я против нее ничего не имею. Хорошая бабушка. А присмотреть… Считай, у нас — четыре глаза…
— Двадцать семь минут просрали, — сказала проводница.
— Догоним, точная ты моя, — утешил Пастух. — Машинист же обещал.
— А вы бандитов видели? — Голос у проводницы был заговорщицкий.
— Увы, — сказал Стрелок, — они там далеко были. И местные ребята всех их повязали.
— Но этих-то двух говнюков мы повязали!
Она так этого хотела, чтоб «мы», и Пастух не стал спорить, подтвердил:
— Этих двух — мы. Все трое. Жди моментом медали, красивая, — на такую-то грудь…
Тихо кругом стало, спокойно даже, будто никакой банды с оружием и не случилось. Как отпустило. И то славно…
И опять спокойное время пошло. Как там у «горлана-главаря»: «Время — вещь необычайно длинная…» Очень верно сказано.
Марина сидела в купе и смотрела в окно. Смотреть было не на что. Вертолет, на котором прилетели армейские, уж и улетел с ними, с армейскими. А второй, бандитский — с повязанными бандитами и улетел. С живыми и мертвыми. Как в поговорке: каждому по делам его да и воздастся… А тепловоз впереди засвистел страшно, вагон дернулся и сразу пошел плавно, набирая, набирая скорость. Поехали, значит.
А якутскую банду, практически голливудское нападение на поезд, панику, которой Пастух в общем-то и не заметил, — все это проехали, оставили позади. Кроме, конечно, тех, у кого эти гаврики успели-таки «помыть» денежки и кое-что недешевое — заначенное, заныканное, запрятанное.
Как там на знаменитом полотне в Третьяковке: «Всюду жизнь!»
— А скоро у нас будет станция Иркутск? — вдруг спросила Марина.
— Там их две будет, — объяснил Пастух. — Одна — в тринадцать с чем-то, Иркутск-пассажирский, полчаса стоянки, а чуть дальше, минутах в десяти — пятнадцати, будет Иркутск-сортировочный, десять минут стоянка. Вам какой нужен?
— Как это вы так все знаете и помните? — восхитилась Марина. — Пассажирский, конечно! Там меня коллега встретит и пакетик маленький передаст.
Какой такой коллега? Откуда он взялся посреди Транссибирской магистрали? Что в пакетике?.. Вопросы теснились, и Пастух предпочел выпустить их на волю:
— Какой коллега, Марина? Вы мне ничего о нем не говорили…
— А чего вы так вскинулись? — удивилась Марина. — Нормальный коллега. Ученый. Сибирское отделение Академии наук, Иркутский филиал. Профессор он, доктор наук, монография у него только-только вышла… Он у нас с мужем в Японии гостил в прошлом году, по обмену, очень хороший человек. Я с ним перед отъездом созванивалась, мы и договорились, что он наш поезд встретит. Монографию передаст. А то когда ж мы еще увидимся? Россия очень большая…
— Познакомите с коллегой? — тактично спросил осторожный Пастух.
— Конечно-конечно! Как же иначе?.. Он вам понравится…
Помолчали. Коллега — это, пожалуй, не опасно, подумал Пастух. Не исключено, что и понравится…
— Славно едем, — сказала Марина. И полюбопытствовала: — А где ж ваш приятель?
Стрелка она в виду имела.
— Никакой он мне не приятель, — почему-то стал оправдываться Пастух. — Служили вместе как-то, где-то, когда-то. А где он?.. В своем купе, наверно.
Тут, как и положено по всем романно-сюжетным стандартам, в том числе и железнодорожным, Стрелок возник в двери.
— Вот что я подумал, — сообщил он, усаживаясь рядом с Пастухом. — Мы проигрываем вражеской стороне, потому что не знаем главного — причины враждебности. Чего они хотят? Украсть Марину? Убить Марину?.. — Тут Марина к месту сказала «Ах!» или что-то вроде, а Стрелок плавно объяснил: — Если б хотели, давно б убили. Один «бах» — и нету. Украсть, конечно, посложнее, потому что есть мы с Пастухом… — Он ненавязчиво включил себя в «группу охраны тела». — Или Марина везет с собой что-то, что наши недруги хотят непременно заполучить. Последнее, кажется мне, наиболее вероятно.
— У меня ничего такого нет, — быстро сказала Марина.
— А что есть не такого?
— Какого не такого?
— Ну, совсем не такого, — настаивал Стрелок. — Секретные документы, например… Какие-то супер-дупер расчеты по вашей физике, я не знаю… Физики ведь, да?.. Или, может, вы какие-то научные тайны сверхсекретные надыбали?..
Интересно, подумал Пастух, «надыбали», видишь ли… Он идиот — или так, прикидывается просто?
Спросил:
— А с чего ты решил, что у нас, то есть у Марины, есть недруги? Это бандиты вертолетные, что ли?
— Ну нет, не они, — сдал назад Стрелок. — Я Бонда имел в виду. Ну и ты говорил, что могут следить…
Марине сказанное явно не понравилось.
— Кому за мной следить? При чем здесь Бонд? Что за чушь? У меня нет и не может быть секретных документов. Наша с мужем последняя работа описана, опубликована в Японии, в Штатах, в России вашей, наконец. Она, соглашусь с неким ученым мнением, и вправду довольно фантастична, но сугубо теоретическая возможность перемещения из мира в мир — это не повод для кражи. Или нашим врагам нужна исходная рукопись? Так у меня с собой ее нет…
— А что есть? — настаивал Стрелок. — Ну, что-нибудь особенно для вас ценное?..
— У меня есть прах, — сказала Марина.
— В смысле? — не понял Стрелок.
И Пастух насторожился, потому что тоже не понял.
— Сейчас покажу, — сказала Марина и соскочила на пол. Именно соскочила: ноги у нее до пола не доставали. — Пастух, помогите забрать вон ту сумку. — Она протянула руку, указывая на цилиндрической формы черный кожаный баул, стоящий в багажном отсеке над дверью в купе. — Только аккуратно, пожалуйста…
Пастух очень аккуратно, полагая, что там что-то хрупкое, снял сумку и поставил ее на пол.
Марина достала из-под матраса толстый бумажник-кошелек, а из него золотой ключик и отперла тоже золотой замочек, висящий на бауле. Бережно-бережно вынула оттуда нечто похожее на большой термос — стальной матовый цилиндр. Умостила его на столе, села на свою постель, сказала:
