— Здесь прах. Муж хотел, чтобы его кремировали, когда он умрет. Мы знали, что он умрет, болезнь была медленной и смертельной. Я выполнила его просьбу. Ничего более ценного в жизни у меня нет. Вы, коллеги, думаете, что бандиты за ним, за цилиндриком этим, и охотились?
— А что? — загорелся Стрелок. — Версия! А чего он такой здоровый?
А Пастух сказал:
— Простите нас, Марина, мы даже не предполагали… — Не договорил, потому что не знал, что договаривать.
Он вообще-то помнил слова Наставника о том, что Марина и едет-то в Россию в первую очередь за тем, чтобы захоронить прах мужа на Новодевичьем кладбище, но информация эта как-то не всплыла в его башке в нужный момент, что, увы, есть скверный симптом. Ассоциативная память барахлит, старость, маразм, Боже упаси. А цилиндр и впрямь не маленький, по объему — полтора китайских термоса. Литра на два с половиной, если не на все три. Может, в махонькой Японии мания грандиоза наличествует?..
— Прощаю, — сказала Марина. — Поставьте-ка все на место.
Уложила футляр в сумку, заперла замок. Пастух вернул сумку на полку.
Помолчали. Как водится, пролетел тихий ангел.
— Тогда мы все в… — Стрелок не закончил фразу, помолчал, сказал раздраженно: — Тогда я вообще ни на фиг не въезжаю. Тебя, Пастух, поставили сопровождать Марину, меня — другие совсем люди — приглядывать за ней. Нашему общему приятелю Бонду, как ты его называешь, выпала фишка играть с Мариной в преферанс. Все те же яйца, только в профиль… А кто поручил бандитам на вертолете грабить поезд?..
— Эти-то здесь при чем? — возмутилась Марина. — Они ж даже не глянули на меня. Они ж просто грабили кого ни попадя.
— А если они искали ваш… э-э… стальной цилиндр? — Стрелок желал закрыть все версии.
Марина засмеялась. Только как-то невесело. Обреченно. Будто вынудили ее.
— Пастух, будьте милым, достаньте-ка еще разок стальной цилиндр, как его называет наш коллега. Убеждать — так до упора!
Она, полагал Пастух, должна была обидеться. А она — ни в одном глазу: улыбается милой детской своей улыбкой, ногами болтает, ждет.
— Зачем? — все же спросил Пастух. И добавил на всякий случай: — Не надо бы, а, Марина…
— Надо, — сказала Марина. — Иначе мы втроем никуда не доедем. Между нами будет лежать… или стоять?.. прах моего мужа. Доставайте, доставайте, Пастух, я настаиваю. Иначе ваш коллега замучает себя и нас до кучи своими подозрениями. Ведь верно, Стрелок?
Стрелок не стал возражать.
— А то, — согласился. — Лучше бы чтоб без недомолвок там… по-честнаку. Мы ж все ж таки вместе здесь, сообща…
— Я в этом сомневаюсь, — сказал Пастух. Достал термос, поставил на приоконный стол. — Тарелку бы какую-никакую, только б чистую…
То, что они собирались сделать, он считал кощунством. Но очередная коса, как и положено ей, опять нашла на очередной камень. Фигурально говоря. А не фигурально — это из былого. Говенный в общем-то и не полезный камень, не шибко-то и надежный, как помнил Пастух еще по давней-предавней отечественной горной войнушке. От одного снарядика раскололся, хорошо — Пастух целехонек остался… Однако все это — прошлое, камни эти, земли эти, враги эти!.. Давно проехали.
Ан, похоже, отсчет по новой пошел…
А Стрелок сбегал в вагон-ресторан и мухой притаранил чистую сухую фаянсовую емкость — салатницу, похоже. Белую с синей полосой по краю.
— Не хватит, — сказал Пастух.
— С чего бы? — не согласился Стрелок. — Хватит вполне. Я сам видел. В две тыщи третьем, в Чечне. Были ребята, бугаи молодые, каждый на шесть-семь пудов тянул, а сгорели… Не дай Бог еще раз такое увидать… Короче, хватит, я сказал.
И Марина добавила. Буднично, как о чьем-то чужом:
— Хватит, прав Стрелок. От человека после кремации остается два, много — три килограмма пепла. Плюс пепел от сгоревшего гроба. И из этой кучки в заказанный тобой стальной термос отсыпают совсем небольшую часть. Часть тела. Часть гроба… Не по-христиански, конечно… Но муж у меня ни в каких богов не верил. Он в физику верил… Высыпайте, Пастух.
И Пастух, отвинтив крышку патрона, высыпал в казенную миску пепел. Темно-темно-серый. Было его — кот наплакал. Граммов триста. И на хрена такое огромное хранилище для горстки пепла? Япония, блин, страна небольших, но самолюбивых людей…
А тут Марина заплакала.
Она плакала, как ребенок обиженный плачет — тихо, про себя, а еще и без слез. Она плакала, потому что подступило, потому что сильная женщина не все время подряд может быть сильной. Слишком много всего навалилось: смерть мужа, переезд в Россию, которая хоть и родная, но совсем незнакомая, вторые сутки в поезде, где с самого старта во Владике началась какая-то невнятная чертовщина, хотя и реальная…
Мужики сидели как прибитые, чуяли, что где-то в чем-то прокололись. А где и в чем? Да ясный болт, в требовании Стрелка проверить прах мужа в стальном «стакане» и прокололись! Бдительность — это нормально, а сверхбдительность всегда — двадцать два, да плюс к тому ж еще и женщина очень немолодая, одинокая, обиженная. Мужа потеряла. Детей не нажили… Да просто одна она в этом говенном мире на исходе восьмого десятка собственной жизни. А ей вон вопросик шибко тактичный: а не спрятали ли вы, милая бабушка, в эту урночку секрет супероружия, которое прикрываете мифом о каких-то долбаных параллельных пространствах?..
— Встали и вышли, — тихо сказал Пастух.
Они встали и вышли в коридор.
И тут же услышали:
— Куда вы, черт побери? Поплакать даже нельзя… А ну назад! Вошли и сели…
Вернулись.
Марина сидела заплаканная, но улыбалась, как всегда, ярко и счастливо и ведь не играла в радость, подумал Пастух, а и впрямь радовалась, а фальшивить не научилась. Развернула платочек, которым глаза вытирала, и высморкалась в него. Все. Кончилась непонятка.
Приказала:
— Генуг, проехали. Сели и смотрим… — Ей нравилось командовать.
И она стала просеивать в пальцах темно-серый пепел, мягкий пепел, теплый на ощупь, сухой, легко осыпающийся с ладоней.
Пастух чувствовал себя последним говнюком и подонком. Может, и не зря.
— Да все понятно, — сказал он, — пожалуйста, хватит. Только пепел. Ничего лишнего. Хватит, Марина, остановитесь, Христом Богом прошу…
— Вы ж неверующий. Чего зря божитесь?.. — Она аккуратно, чтоб ничего не просыпать мимо тарелки, потерла ладошку о ладошку, показала мужикам: мол, все чисто. — Что еще искать станем? Микроноситель? Как он выглядит? Он маленький? Как горошинка? Или как рисинка? Как его в пепле спрятать?..
— Не надо, Марина, — сказал Пастух. — Пошел перебор. Не надо…
