Натянув тетиву, маленький лучник на капоте указывает стрелой вперед.
Свет фар в движении таранит млечную завесу — туман клубится, будто дым, под напором ветра с моря, взмывает ввысь и ниспадает плоскими полотнищами, приоткрывая черные, зловещие картины города.
Сан-Сильвер мертв. Ни фонари, ни переливающиеся витрины, ни встречные авто, ни редкие силуэты прохожих не избавляют от впечатления, что это морок и иллюзия, овеществленный сон без пробуждения, загробные грезы покойников. Аник видит слепые остовы домов после бомбежки, разбитые машины и заманчиво одетых девушек на тротуарах, делающих призывные знаки. Вот на перекрестке пляшет, дергается сумасшедший, вот кто-то ползет, волоча перебитые ноги, а вон из окон вырвалось пламя пожара…
Все это нежить, марионетки; им кажется, что они дышат, говорят и ходят сами по себе, в то время как их направляет злая воля. Этот Сан-Сильвер — воплощение зла, декорация бесконечного спектакля, поставленного режиссером-разрушителем. Дьявол-кукловод не может зажечь солнце, вдохнуть жизнь — он заставляет трупы шевелиться и воображает, что создал особый мир ненависти и злодейства.
Любимчиков дьявола Аник уже видел. Его передергивает при мысли, что он мог остаться в ресторане, среди избранных.
Значит, и в темном царстве можно сказать «Нет!» и не плясать под дудку Сатаны!
Другое дело, что хозяину такая смелость не по нраву.
Мотоцикл с коляской выныривает наперерез из переулка; вильнув, Аник избегает столкновения, но пулеметчик в коляске посылает в бок «пирсу» очередь и сносит стекла с левой стороны. Ветер почти очистил путь от тумана; теперь можно выжать из машины все, на что она способна.
«Кюбельваген» и мотоциклисты остаются позади, впереди — шоссе на Марбург. Дорожка привычная — сколько контрабанды было сгружено и спрятано в прибрежных дюнах!..
До Марбурга около ста километров; если «пирс» не от кажет, то покроет это расстояние минут за сорок. Еще двадцать минут — до Шальморского залива или до Гидна, где есть порт. Но слуги дьявола вряд ли позволят разъезжат! так долго…
«Что, парень, — думал, ты выиграл? а черта с два. Чтоб угодить змееволосой, заплатить за угощение и развлечение, гости в лепешку расшибутся, но достанут хама, давшего в бубен хозяйке притона».
Опять-таки «пирс» не молоденький. У ресторана Аник видел послевоенные машины, эти быстроходней. Хорошо, если у хозяйки нет авиации. Даже старый лапчатый «Юнкерс-87» вобьет «пирс» в шоссе по самую крышу и пригладит, что осталось, пулеметами. О «мессершмиттах» лучше и не думать.
К порту его не пустили, до Гидна час езды. Шанс найти сейчас на берегу между Сан-Сильвером и Гидном лодку — нулевой. Остается судоходный канал, идущий от Шальморского залива на юг, до Вагеля — дальше по реке корабли уходят в море. Глядишь, на каком-то бьефе что-либо плавучее и попадется.
Но, не доехав до моста через Вагель, Аник в зеркале заднего обзора замечает точки-светлячки на шоссе.
Выходит, что его догонят раньше, чем он выйдет на дорогу вдоль канала.
Висячий мост на двух высоких П-образных опорах делится этими «П» на три части — от устоя до опоры метров семьдесят, затем пролетное строение, оно вдвое длинней, и семьдесят до устоя на противоположном берегу. Проезжая часть шириной метров восемь, с белой разделительной полосой. Под висячей 140-метровой фермой — пятнадцать метров пустоты и блики темной воды.
Резко затормозив на скорости и круто вывернув руль, Аник ставит «пирс» поперек дороги, метрах в тридцати от ближней опоры, после чего ломает ключ зажигания в замке. Пускай сдвигают «пирс» с пути вручную, если захотят. Пока они это не сделают, его и «кюбельваген» не объедет. А мотоциклы есть чем остановить.
Он оттягивает затвор маузера и заполняет магазин патронами из добытой Эрикой коробки.
«Интересно, сколько можно продержаться одному, имея сорок два заряда?..»
Бегом к опоре. Массивный столб квадратного сечения уходит вверх — оттуда льется ровный неживой свет и тянутся тени тросов подвески. Проезжая часть видна ясно, целиться будет легко. А вот подстрелить его, укрывшегося за столбом, — непросто.
Пока шум моторов приближается, есть время осмотреть обозначенный бакенами фарватер.
Сверху по реке ползет буксир с баржами, это понятно по огням. Вряд ли тягач дает больше десяти узлов — и под мостом пройдет не раньше, чем через четверть часа. Анику страстно хочется, чтобы река текла быстрее…
Моторы все ближе; рык их становится глуше: завидев «пирс», дьявольские гонщики сбросили скорость. Сейчас остановятся…
Как же!., «крайслер-империал» взревывает и толкает «пирс», сдвигая его наискось на пару метров.
«В водителя, в голову — раз, два».
«Крайслер» замирает. Кто-то пытается открыть дверцу, вытащить шофера — «Получай и ты!..»
По опоре лупят густым огнем; Аник жмурится, чувствуя, как прямо у лица пролетают горячие брызги и крошево. Ага, вот и «томпсон» застрекотал — янки и наци в едином строю, как трогательно!..
Лишь бы не привезли с собой огнемет…
Похоже, прикрывают штурмовой отряд. Этих нельзя подпускать близко.
Выметнувшись, Аник шестью выстрелами укладывает бросившихся к нему из скопища машин и вновь прячется за опору. Затвор назад, руку в карман — успеть набить магазин, пока они заливают проезжую часть пулями.
Буксир тем временем придвинулся к мосту — но как медленно он тащится!..
Новая атака. Перед броском стволы погони примолкают, чтобы не посечь своих, но держат прицел на уровне головы-груди.
Поэтому Аник выкатывается из-за опоры, стреляет с земли, лежа, и перекатом уходит из-под огня. Конец костюмчику — в том виде, какой он сейчас, не то что в ресторан, на свалку зайти стыдно.
В магазин вошло восемь пилюлек.
Еще пара атак — и можно задуматься о пуле лично для себя.
Но вряд ли самоубийство избавит от мук. Те, кого он уложил в первой атаке, перестали выглядеть мертвыми —. копошатся, возятся, вроде пытаются встать. Не иначе как скоро они возьмутся за оружие.
Приходится потратить несколько патронов, чтобы они вновь легли. Но если так пойдет и дальше…
Они не знают, сколько у него осталось. Девятнадцать штук.
На крышу «пирса» при поддержке оберфюрера СС взбирается судья Левен.
«Аник, сопротивление бессмысленно! Сдавайся! Мы не отступимся и все равно возьмем тебя!.. Сложи оружие, выйди с поднятыми руками — и я тебя помилую!..»
«Кто это говорит?! — кричит Аник, — Судья? или хозяйка ресторана?! И я не понимаю по-змеиному!..»
Левен, похоже, в замешательстве. Он думал, что сам, превозмогая боль в простреленной башке, возглавлял погоню, но слова Аника породили в нем сомнение. Впрочем, он быстро приходит в себя и принимается кликушествовать:
