ним прекратились, а капитан Жовар придирался к нему не больше, чем к остальным. У дружелюбного и истосковавшегося по общению Брума даже появились приятели. Разумеется, они не шли ни в какое сравнение с Шервардом — например, он ни за что не рискнул бы обсуждать с ними сестру и племянницу, опасаясь услыхать в адрес Динди нечто такое, после чего придётся лезть в драку.
И всё же жизнь его стала куда сноснее. Брум неплохо питался, не слишком-то напрягался, а устав, отдыхал не на голой земле под открытым небом. Сейчас, когда он уже не был так несчастен, как на корабле, то наконец начал воспринимать происходящее как некое приключение. Единственное, чего ему остро не хватало — Динди, Риззель и Шерварда. И потому он изо всех сил молился Арионну, чтобы этот поход поскорее закончился.
Глава 52. Осада (продолжение)
Линд почти что своими глазами видел гибель легиона. Он видел, как орды северян вышли из лагеря по направлению к востоку, и он всё ещё был на стене, когда услыхал шум битвы, а позднее наблюдал триумфальное возвращение келлийцев. Не нужно было быть великим военным стратегом, чтобы понять, что произошло.
Уныние стало охватывать город и горожан. Вдруг появилась страшная и, вроде бы, почти невероятная мысль — а что если их никто не спасёт? Что если эти дикари разгромят все войска, что придут на помощь столице? И другая мысль, ещё страшнее — а вдруг это правда, что провинции взбунтовались против своей метрополии? То, что в армии келлийцев находились и палатийцы, было известно достоверно. Несколько лазутчиков, побывавших в Кинае и умудрившихся вернуться обратно, подтверждали это.
Прошло ещё несколько дней, и каждый из них приносил всё больше тревог. Например, лейтенанту Ворладу вновь пришлось усилить городские патрули, снимая людей со стен. Дело в том, что в городе оказались испорченными несколько колодцев — кто-то бросил в них трупы собак или кошек. Это означало, что в Кидуе действуют вражеские диверсанты, и это придавало делу новый, ещё более пугающий оборот.
Если так пойдёт и дальше — вскоре главной проблемой может стать даже не возможный голод, а нехватка питьевой воды. Увы, в городе не было даже небольшой речушки, а несколько прудов зацвели из-за жары и источали неприятный запах. Если люди станут пить эту воду — жди эпидемий…
Да, работы у городской стражи прибавилось, и это ощущалось. И сам Линд, и его люди были вымотаны. Дежурства на стенах сменялись дежурствами в городе, где с каждым днём настроения населения становились всё более депрессивными. Кидуа была похожа на очнувшегося после запоя пьянчугу, страдающего жутким похмельем. Горожане не привыкли к трудностям такого рода, и оттого всё чаще слышались роптания.
Разумеется, ни о каких Днях изобилия теперь говорить не приходилось, и по мнению Линда это было очевидным и не требовало каких-либо особенных объяснений. Каково же было его удивление, когда уже к концу второй недели осады в городе стали появляться недовольные, требующие хлеба. Да, их было не очень много, но они были шумными и привлекали много внимания. Они были похожи на искры, летящие от костра. Рано или поздно одна из них могла поджечь сухую траву.
Стража не церемонилась с этими крикунами. Их избивали, тащили в казематы. Линд не давал специальных указаний своим людям, но те и без того всё понимали. Как гнилые яблоки нужно спешно отбрасывать, пока они не заразили здоровые, так и этих обнаглевших сверх меры дармоедов нужно было поскорее убрать с городских улиц.
Однако, общая напряжённость и отсутствие достаточного отдыха сказывалось. Парни становились всё раздражительнее с каждым днём. Пока что они ещё соблюдали субординацию, но то и дело срывались друг на друге. Впрочем, Линд и сам был злой как демон из-за хронического недосыпа.
Не чаще двух раз в неделю ему удавалось навестить Кимми. Увы, его невеста плохо переносила тяготы войны. Она неизбежно начинала истерики, едва ли не обвиняя самого Линда за то, что так долго тянул со свадьбой и возможным переездом из столицы. И это притом, что прежде, стоило ему лишь заикнуться о том, чтобы уехать куда-нибудь, в ответ тут же неслись упрёки и жалобы.
Отец Кимми пока что скорее находил выгоды в сложившемся положении. Он торговал много чем, и в том числе — кое-каким продовольствием, и потому не мог не радоваться неизбежному росту цен. В узком семейном кругу он авторитетно заявлял, что это «безобразие» никак не может продлиться долго, а пока что нужно пользоваться тем, что посылают боги.
Линд, однажды став свидетелем подобных разглагольствований, решил не поднимать лишней паники и не противоречить почтенному главе семейства, хотя его видение ситуации заметно отличалось в пессимистичную сторону. Впрочем, несмотря на то, что он был офицером стражи и получал куда больше информации, чем обычные горожане, он всё же понимал, что ещё слишком молод, чтобы делать какие-то суждения о вещах, мало ему понятных.
Разумеется в доме Кимми пока что не чувствовалось недостатка в продуктах. Когда Линд приходил к ним, то не замечал каких-либо изменений на столе. Будучи купеческой семьёй, здесь предпочитали, может, не самую изысканную, но обильную, разнообразную и сытную пищу, и её по-прежнему было вдоволь. И тем не менее, он всё же приносил обычно что-то из своего офицерского пайка — просто, чтобы не идти с пустыми руками.
Однако, в городе был и ещё человек, который, пожалуй, требовал гораздо больше внимания и заботы. Старый Дырочка всегда был трусоват, и он удивительно успешно умел запугать самого себя едва ли не до икоты. Мы помним, как он не любил и боялся столицу все эти годы, и как мечтал увезти отсюда молодого хозяина. Увы, теперь он был безутешен вдвойне.
Если в доме Кимми Линду приходилось выслушивать, пожалуй, чересчур спокойные и радужные рассуждения, то в собственном доме, где он теперь, правда, бывал тоже не каждый день, на него обрушивалась целая лавина панических причитаний от старого слуги. Дырочка был испуган до такой степени, что позволял себе вести себя излишне «заметно», чего не допускал с самого их переезда в Кидую.
Оказалось, что в его железном правиле «Никогда не досаждай господину» всё же есть исключение, и трудно было поспорить с нечастным трусишкой, что исключение это было весьма весомым. Линд, ещё поднимаясь по лестнице, уже слышал тягостные вздохи старика, и, не успев даже толком раздеться, он уже вынужден был успокаивать бедолагу, зачастую повторяя фразы, которые услыхал ранее от
