Что именно вы хотите знать? Чего нет в вашей папке?
Я откинулся на спинку стула и кивнул.
— Другое дело. Всегда нужно, в первую очередь, защищать родных. А потом уже — идеи. Тем более, что со вторым вы уже пролетели. Итак, повторюсь: какую роль вы играли в сопротивлении?
— Всего лишь закупал оружие.
— Не буду спрашивать, у кого. Это есть в бумагах. Вижу, что это мелкие дилеры, готовые торговать, с кем угодно. Откуда у вас взялись деньги — вот, что меня интересует. Я нашёл фамилии парочки бизнесменов, которые, видимо, решили, что спонсировать заранее обречённое на провал восстание, — хорошая идея, но явно не они ваши основные источники дохода.
Мой собеседник сглотнул.
— Ваше Сиятельство… Если я выдам того, кто обеспечивал финансирование, то окажусь в смертельной опасности. Хуже того — в ней окажется моя семья. Мне этого не простят! Нас найдут и перебьют.
Так-так, вот это уже интересно!
Я подался вперёд.
— Могу гарантировать вам защиту. Или выезд из города.
— Вряд ли вы захотите так заморачиваться.
Ясно: он опасался, что я просто избавлюсь от него или выставлю с семьёй на улицу, где их грохнут.
— Если всё расскажете, можете остаться с семьёй здесь, в этом уделе. Я подберу вам должность и дам охрану. Это лучше, чем любая иная альтернатива.
— Возьмёте к себе того, кто воевал против вас?
— Вряд ли вы будете представлять опасность.
— Верно… Уже не буду. Даёте слово, что не обманете?
В голосе собеседника впервые послышалась надежда.
Я кивнул.
— Слово дворянина. Мои люди — свидетели.
Так себе гарантия, но у повстанца просто не было выбора. И он это понимал. Поэтому тяжело вздохнул и сказал:
— Не знаю, чем вы насолили Артуру Чекану, но это от него шёл основной поток денег. И вооружение он тоже поставлял. Правда, немного. Большую часть мы закупили сами.
Вот, значит, кто оплатил все эти неприятности! Чекан решил отвлечь меня от помощи клану Емельянова в войне с ним. Ловко, ничего не скажешь.
— Клянусь, это он! — проговорил пленник, видимо, приняв моё молчание за недоверие.
— Мне нужны контакты, через которые он оказывал вам поддержку. Не сам же он вам деньги привозил. Мы ведь говорим о наличке?
— Конечно. Банковские переводы оставили бы следы.
— Меня удивляет, что вы вообще в курсе, кто источник финансирования. Как так получилось, что Чекан поставил вас в известность? Он же мог сделать это через третьих лиц.
— Дело в том, что мы сами обратились к нему.
— Ах, вот как! Тогда понятно… И почему вы решили, что господин Чекан захочет вас финансировать?
Явно сопротивленцы не могли быть настолько хорошо осведомлены о моих и его делах, чтобы до этого додуматься.
— Вы правы… Ваше Сиятельство, я не знаю подробностей, потому что меня не во все тонкости посвящали, но, кажется, к Чекану нам посоветовал обратиться кто-то из Белого города. Я так понял по разговору своих… товарищей. Кто-нибудь из них, кстати, выжил? Если да, то лучше спросить у Панаева или Маврина.
Я вспомнил человека, взорвавшего на себе пояс хасида. Да, было бы неплохо, если б он этого не сделал. Но что есть, то есть.
— Что ж, Валентин Егорович, думаю, вы заслужили свободу и гарантии безопасности, которые я обещал. Если у меня возникнут ещё вопросы, я к вам обращусь. Выздоравливайте.
— Могу я увидеть свою семью?
— Хотите убедиться, что она действительно у нас и в порядке? Почему бы и нет? Марта, пусть ему дадут пообщаться с родными. Только недолго. Потом передай Максу, чтобы подобрал на будущее господину Лебедеву какую-нибудь должность. Семью охранять. Тщательно.
Девушка кивнула.
— Всё ясно, Ваше Сиятельство.
Я вышел из допросной, Падшая последовала за мной. В коридоре я снова к ней обратился:
— Глаз с него не спускать. Он может попытаться связаться с кем-нибудь из подполья, когда оклемается. Если получится, установите его контакты.
Марта понимающе кивнула.
— Я предам это в отдел разведки.
— Правильно. И пусть возьмут в разработку Валерия Голицына. Думаю, это он меня подставил сопротивленцам. Мстит за то, что я обошёл его в предотвращении покушения на императора. Во всяком случае, других недоброжелателей из Белого сектора я не знаю. Хотя постой! Это могло быть и ведомство Правопорядка. Они недовольны тем, что я поддерживаю Емельянова. Но едва ли стали бы устраивать такое. В общем, всё передай Свечкину, но сосредоточатся пусть на Голицыне. Подобраться к нему непросто, так что скажи, я выделю дополнительное финансирование.
— Всё поняла, Ваше Сиятельство. Будет сделано.
Я слегка похлопал девушку по плечу.
— Молодец. А сейчас мне надо делать уроки. Так что пойду к себе. Со всей этой свистопляской я того и гляди по физике отстану.
Через пару дней в школе появился новый ученик. Его перевели из Белого сектора, что вызвало немалое удивление среди ребят. Попал он в выпускной класс — к Павлу Шувалову. Так что княжич нам про него и рассказывал в столовой на большой перемене.
— Вроде, парень неплохой, — говорил он, задумчиво водя ложкой в тарелке с гороховым супом, — но, в то же время, себе на уме.
— Мутный, что ли? — спросила сестра.
Павел пожал плечами.
— Да не сказать, чтобы мутный. Просто странно, что его из Белого города перевели. Это, вроде как, понижение считается. Для парней из его рода, в смысле. И он не рассказывает о себе почти ничего. В том числе, с какого перепуга у нас оказался.
— Да, так и есть, — кивнула Лена. Она обедала с нами. — Руслан же царских кровей. Там, конечно, десятая вода на киселе, и всё же. Наверное, чем-нибудь провинился перед родаками, вот его и наказали. Поэтому и темнит. Думаю, его скоро заберут обратно.
— Да, вряд ли Голицын у нас задержится, — кивнула Глафира, уплетая пирожок с повидлом. — Будет паинькой и через месяц свалит. Я думаю, его лишили участия в школьном турнире. В смысле — у нас-то он может поучаствовать, но это, типа, не так престижно, как в Белом городе. Хотя на самом деле, всё зависит от соперников, так-то.
Мои соседи по столу принялись бурно обсуждать, какой турнир лучше. Я же задумался о новичке.
— А чей он сын? — спросил я спустя несколько минут, когда дебаты поутихли.
— Кто? — не въехал сразу Артём.
— Голицын этот.
— Не знаю, — ответил Павел, которому мой вопрос и адресовался. — Говорю ж: человек себе на уме. Типа, интроверт. Неразговорчивый. Могу у отца узнать. Думаю, он в курсе.
— Спроси, — сказал я. — Любопытно.
Обсуждение грядущего турнира возобновилось. Я слушал невнимательно: меня куда больше интересовал Голицын, по какой-то неведомой причине переведённый в нашу школу. Не по мою ли скромную душу? Если да, то это скоро выяснится. Как говорится, шило в мешке не утаишь. Парень себя проявит, и тогда уже можно будет делать выводы, зачем он здесь. Более или менее.
— Коля, ты уже подал заявку на участие? — отвлекла меня от размышлений Глафира. — Я — да! — гордо добавила она. — Думаю занять минимум призовое место!
— Нет, ещё не подавал.
— Смотри, до окончания приёма всего три дня! Не пролети. Ты же собираешься участвовать?
Я пожал плечами.
— По правде сказать, не уверен. Зачем мне это?
Все уставились на меня, как на чудо света.
— В смысле — зачем⁈ — проговорила Аня. — Это же самое престижное школьное состязание! Всякие там футболы и баскетболы даже рядом не стояли!
— Да, Коль, ты чего⁈ — присоединилась Каминская. — Конечно, ты должен поучаствовать. Наверняка покажешь отличные результаты. Уж не знаю, победишь ли, — она подмигнула, — но паре десятков слабаков точно наваляешь.
— Только слабаков? — прищурился я.
— Ой, я не это имела в виду! — всполошилась моя невеста. — Я хотела сказать, что против тебя почти любой — слабак! — она заискивающе улыбнулась.
— Тогда ладно. А то я уж было решил, что ты в меня не веришь.
— Как у тебя, кстати, с фехтованием? — спросил Павел. — Подтянул? Или вспомнил?
Я пожал плечами.
— Вроде, более-менее.
— Бой на саблях или мечах входит в турнир, — заметил Артём. — Причём допускаются только длинные клинки.
— Знаю. Я работаю над этим.
— Может, ты из-за фехтования не уверен, стоит ли участвовать? — спросила Аня. — Так можно в других соревнованиях очки набрать.
Я не знал, как объяснить этим детям, что мне, в принципе, не интересно никому ничего доказывать и бороться за позолоченный жестяной кубок. Они бы и не поняли. Вся школа гудела, как потревоженный муравейник, из-за этого турнира. Как же — главное событие года!
А у меня вот
