Его воспоминания вернулись с пугающей четкостью.
Лондон конца семнадцатого века был жестоким местом, особенно для того, кто совершенно одинок на планете. За два года до этого его родителей зверски убили у него на глазах, и он сбежал от своей расы, подумав, что его трусость в ту страшную ночь была позором, который должен нести лишь он один.
Принимая во внимание, что в вампирском обществе его воспитывали и защищали как будущего короля, он нашел мир людей в значительной степени основанным на физической меритократии.[23] Для кого-то, сложенного так, как он до прохождения своего изменения, это означало находиться на самом низу социальной лестницы. Тогда он был тонкий как тростинка, худой и слабый, легкая добыча для человеческих мальчишек, ищущих развлечений. За время, проведенное в Лондонских трущобах, его столько раз избивали, что он привык к тому, что конечности его не слушаются. И ничего удивительного в ноге, что не сгибается из-за раздробленной коленной чашечки. Или бесполезной из-за вывиха плеча руке, поскольку его как-то волокли вслед за лошадью.
Он выживал благодаря мусору, находясь на грани голода, когда наконец нашел работу слуги у торговца скакунами. Роф чистил подковы, седла и уздечки, пока на руках не начала облезать кожа, но, по крайней мере, у него была еда. Его убогое ложе располагалось в конюшне, на втором этаже сеновала. Там было мягче, чем на привычной ему твердой земле, но он никогда не знал, в какой момент его разбудят пинком под ребра из-за того, что какому-нибудь конюху захотелось потискать служанку или двух.
В то время он еще мог ходить под солнечными лучами, и рассвет был единственной вещью в его жалком существовании, которую он ждал с нетерпением. Чтобы почувствовать тепло на лице, втянуть свежий туман в легкие, наслаждаться светом… эти удовольствия — единственное, что у него осталось, и они были ему дороги. Его зрение, слабое от рождения, было нечетким даже в ту пору, но, тем не менее, гораздо лучше теперешнего. Он все еще помнил с ноющей ясностью, как выглядит солнце.
Он задержался у торговца почти на год. А потом все перевернулось вверх дном.
На него обрушилась ночь изменения. Совершенно обессиленный он свалился на свою кровать из сена. Последнее время он чувствовал себя неважно, работая через силу, но в этом не было ничего нового.
Ударила боль, безжалостно терзая его слабое тело. Начавшись в районе живота, она распространялась все дальше, до тех пор, пока не вопили даже кончики пальцев на руках и ногах и каждая волосинка на голове. Ни сломанная кость, ни сотрясение, ни лихорадка, ни избиение даже и близко не стояли с этим. Он свернулся в клубок, глаза мучительно напрягались, дыхание прерывалось. Он был убежден, что умирает и молился о забвении. Он всего лишь хотел немного мира, окончания муки.
И затем перед ним появилась красивая белокурая путница.
Она была ангелом, посланным перенести его на Другую сторону. Он не сомневался в этом.
Как жалкая тварь, которой он являлся, он умолял ее о пощаде. Потянувшись к видению и ощутив ее прикосновение, Роф знал, что конец уже близок. Когда она позвала его по имени, он попытался благодарно улыбнуться ей, но губы не повиновались. Девушка сказала ему, что она — та, кто была обещана ему, та, кто взяла глоток его крови, когда он был еще маленьким мальчиком, и поэтому всегда будет знать, где его найти, когда настанет превращение. Она сказала, что пришла спасти его.
А потом Марисса проткнула свое запястье собственными клыками и поднесла ранку к его губам.
Он пил отчаянно, но боль не отступала. Она просто изменилась. Роф почувствовал, как суставы меняли форму, а кости стали смещаться с ужасным хрустом. Мускулы растянулись, а потом лопнули и, казалось, что череп вот-вот взорвется. Когда глаза начали выпирать из глазниц, зрение отказало, и тогда все, что у него осталось — слух.
Его резкое, гортанное дыхание ранило горло, но он пытался держаться. В какой-то момент он наконец отключился, но лишь затем, чтобы очнуться для новой муки. Столь любимый им солнечный свет тусклыми лучами золота струился через щели между сарайными досками. Одна из полосочек приземлилась на его руке, и запах горящей плоти был ужасен. Он отдернул руку назад, в панике огляделся и не смог увидеть ничего, кроме неясных очертаний. Ослепленный светом, он попытался встать на ноги, но лишь понял, что падает лицом в сено. Его тело вело себя совершенно непривычным образом, и ему потребовались две попытки только на то, чтобы встать, шатаясь при этом, как жеребенок.
Роф знал, что должен найти убежище от дневного света, поэтому потащил себя туда, где должна была располагаться чердачная лестница. Однако ошибся в расчетах и нырнул в стог сена. Оцепенело лежа там, он предположил, что сможет добраться до подвала, в котором хранится зерно. Спустившись туда, он окажется в темноте.
Еле шевеля своими непослушными руками и ногами, он бродил по сараю, наталкиваясь на стойла и спотыкаясь о гвозди, одновременно стараясь не задеть солнечного света. Когда он направился в заднюю часть сарая, то головой стукнулся о балку, под которой он всегда легко проходил. Кровь бросилась в глаза.
Сразу после этого вошел один из конюхов, желая знать, кто Роф такой. Роф обернулся на знакомый голос, подумав, может, ему помогут. Он протянул руку и заговорил, но его голос звучал совершенно непривычно.
А затем он услышал свист рассекающих воздух вил, летящих в его направлении в жестоком нападении. Он хотел лишь отклонить удар, но когда схватился за древко и оттолкнул его, то мощно впечатал конюха в дверцу стойла. Мужчина взвизгнул от страха и убежал прочь, несомненно за подкреплением.
Наконец Роф отыскал подвал. Вынув два огромных мешка овса, он уложил их рядом с дверью, так что днем его никто не побеспокоит. Истощенный, измученный болью, с кровью, капающей с подбородка, он заполз внутрь и прижался голой спиной к земляной стене. Вампир притянул колени к груди, осознав, что его бедра стали в четыре раза больше, чем были днем ранее. Закрыв глаза, он положил щеку на предплечье и задрожал, изо всех сил стараясь не опозорить себя плачем. Он просидел без сна весь день, слушая над собой шаги, цокот лошадей, шум разговора. Он боялся, что кто-нибудь откроет двустворчатые двери, и его заметят. И радовался, что Марисса ушла, и люди не представляют для нее опасности.
Вернувшись к реальности, Роф услышал, как дочь Дариуса вошла в свою квартиру. Зажегся свет.
* * *
Бет бросила ключи на столик в прихожей. Быстрый перекус с «Крутым мэном» оказался неожиданно приятным. Он поделился с ней еще кое-какими деталями о взрыве бомбы. Они нашли в переулке один из тех модифицированных «Магнумов». И Батч упомянул боевую метательную звездочку, на которую она указала Рики. Сейчас оружием занимались криминалисты, пытаясь обнаружить какие-нибудь отпечатки, нити или другие улики. Пистолет не казался особенно многообещающим, но на звездочке, что неудивительно, была кровь, и они отправили ее на анализ ДНК. Что касается бомбы, полиция считала, это было преступление, связанное с наркотиками. BMW был замечен ранее, припаркованным на том же месте за клубом. А «Скример» был рассадником для дилеров, которые довольно серьезно относились к охране своих территорий.
