— Слышал, что случилось. — Его взгляд задержался на ее губе. — Как ты себя чувствуешь?
— Лучше.
— Давай подвезу на работу.
— Спасибо, но мне хотелось пройтись. — Челюсть Хосе напряглась, будто он собрался спорить, поэтому она потянулась и коснулась его предплечья. — Я не дам этому настолько запугать меня, что не смогу жить своей жизнью. Когда-нибудь мне придется пройти тем переулком, и я предпочитаю впервые сделать это утром, при ярком свете.
Он кивнул.
— Прекрасно. Но ночью ты вызовешь такси, или кто-то из нас за тобой заедет.
— Хосе…
— Рад, что ты согласна. — Он вернулся к машине. — О, не думаю, что ты слышала о вчерашнем поступке Батча О’Нила?
Ей почти не хотелось спрашивать.
— Каком?
— Он нанес небольшой визит тому подонку. Я так понимаю, парню снова пришлось вправлять нос после того, как наш добрый детектив с ним закончил. — Хосе открыл дверь машины и опустился на сиденье. — Так мы тебя сегодня увидим?
— Да, я хочу побольше разузнать о той автомобильной бомбе.
— Так и думал. Скоро увидимся. — Он помахал и съехал с обочины.
* * *
Но к трем часам дня она все еще не добралась до полицейского участка. Весь народ в офисе хотел услышать о произошедшем с ней, а потому Тони настоял, чтобы они пошли на большой ланч. После возвращения в свою кабинку она провела день, грызя «Turns» и развлекаясь с электронной почтой.
Она знала, у нее есть работа, которую надо делать, но просто не могла закончить набросанную ранее статью о тех найденных копами пистолетах. Не то чтобы у нее горели сроки. Вряд ли Дик так уж спешит дать ей место даже на первой полосе в колонке Прогноза погоды. Нет, всё, что она от него получала, так это редакторскую работу. Два последних куска, брошенных ей на стол, оба были написаны большими мальчиками, и Дик хотел, чтобы она проверила их достоверность. Фактически, одной из его сильных сторон было соблюдение стандартов, с которыми он познакомился в «Нью-Йорк Таймс», приверженца точности во всем. Какой позор, что ему было плевать на личный вклад. Сколько бы красных пометок она ни сделала, все равно получала лишь совместную авторскую строку[20] в статье большого мальчика.
Было почти шесть, когда она закончила редактировать статьи и, опуская их в ящик Дика, подумала о пропущенной поездке в полицейский участок. Батч еще вчера принял у нее заявление, так что в отношении ее дела от нее больше ничего не требовалось. По сути, ей неприятна мысль находиться под одной крышей с нападавшим, даже если он в камере предварительного заключения.
Более того, она так устала.
— Бет!
Она вздрогнула от звука голоса Дика.
— Не могу говорить, убегаю в участок, — прокричала она через плечо, подумав, что стратегия уклонения долго его не удержит, но, по крайней мере, ей не придется сегодня иметь с ним дело.
И ей действительно хотелось побольше узнать о той бомбе.
Она вылетела из офиса и прошла шесть кварталов на восток. Здание, в котором находился участок, было типичным для муниципальной архитектуры эпохи 1960-ых. Двухэтажное, беспорядочно спланированное, современное в свое время, с массой бледно-серого цемента и множеством узких окон, оно не слишком красиво старело. По бокам бежали черные полосы, будто здание истекало кровью из раны на крыше. Изнутри дом выглядел не лучше, словно находясь при смерти. Только лишь противный, бледно-зеленый линолеум, панельные стены под дерево и облезающая коричневая отделка. После сорока лет уборки въевшаяся грязь забилась в каждую трещинку и расселину, и не сдавалась без пульверизатора или помощи зубной щетки.
И, может, освободительного судебного ордера.
Стоило ей войти в здание, как копы начали трястись над нею, проявляя дружеское участие. После разговора с ними, отчаянно пытаясь не расплакаться, Бет направилась к диспетчерской и поболтала с парой мальчиков за конторкой. К ним привезли несколько человек за домогательство или избиения, но во всем остальном это был тихий день. Она уже собиралась уходить, когда через черный ход вошел Батч.
На нем были джинсы и рубашка на пуговицах, в руке болталась красная ветровка. Ее взгляд задержался на кобуре, пересекающей его широкие плечи и черной рукоятке пистолета, мелькающей, когда его руки покачивались в такт походке. Темные волосы были слегка влажными, будто он только начал свой день.
И, скорее всего, так и было, принимая во внимание, насколько он был занят прошлой ночью.
Он подошел прямо к ней.
— Есть время поговорить?
Она кивнула.
— Да.
Они зашли в одну из комнат для допроса.
— Просто к твоему сведению, камеры и микрофоны выключены, — произнес он.
— Разве это не обычная твоя практика?
Он улыбнулся и сел за стол. Сцепил руки.
— Подумал, ты должна знать, что Билли Риддла выпустили под залог. Он соскочил сегодня рано утром.
Она присела.
— Его имя Билли Риддл? Ты шутишь.
Батч покачал головой.
— Ему восемнадцать. Никаких приводов в качестве взрослого, но я влез в его файл как несовершеннолетнего преступника, оказывается, он времени даром не терял. Сексуальное нападение, преследование, несколько мелких краж. Его папаша — важная шишка, так что парень получил чертовски хорошего адвоката, но я разговаривал с окружным прокурором. Она собирается попробовать допросить с пристрастием, так что тебе не придется свидетельствовать.
— Я дам показания, если нужно.
— Умница. — Батч откашлялся. — Так как у тебя дела?
— Все хорошо. — Очень ей нужен «Крутой мэн», изображающий из себя доктора Фила.[21] В излучающейся жесткости Батча О’Нила было что-то такое, что заставляло ее хотеть казаться сильной. — Теперь о той автомобильной бомбе. Я слышал, это скорее всего был пластик, и взрывной механизм — разносящий вдребезги. Звучит профессионально.
— Ты уже ела вечером?
Она нахмурилась.
— Нет.
А учитывая, чего она нахваталась за ланчем, она должна бы пропустить и следующий завтрак тоже.
Батч поднялся на ноги.
— Хорошо. Я как раз собрался в «Tullah».
Он пошел к двери и открыл ее для нее.
Она осталась сидеть.
— Я не буду с тобой обедать.
— Как знаешь. Тогда, видимо, тебе не хочется услышать о том, что мы нашли на другой стороне переулка, где стояла та машина.
Дверь начала медленно закрываться за ним.
Она на это не клюнет. Она не станет…
Бет спрыгнула со стула и последовала за ним.
Стоя посреди своей безупречно чистой молочно-белой спальни, Марисса никак не могла решиться.
