Если ночь заставала нас далеко от жилья, ужинали мы обычно всухомятку, тем, что везли с собой, лишь вскипятив воду для бадана, заменявшего здесь чай. И на этот раз мы расположились возле родничка, бившего чуть в стороне от дороги, на небольшом, заросшем высокой травой лугу. Круг обязанностей при ночлеге давно очерчен, и через полчаса весело трещал костер с закипающей над ним водой в котелках, лошади были расседланы и стреножены, а народ, разминая затекшие тела, лениво бродил по округе, дожидаясь ужина. Встали на ночлег мы раньше обычного, и Шлон решил порадовать нас своей знаменитой кашей с овощами и кусочками копченой свинины.
Я повалился в траву и лежал на спине, наслаждаясь пряным ароматом трав и покоем.
Хорошо-то как, покой, прохлада, солнце уже спряталось за буковой рощей, росшей неподалеку. Тихо журчит родник, от костра наносит аппетитным запахом готовящегося варева. И съездили удачно, все дела сделали и ни одной царапины не получил. А самое главное — скоро Янианну увижу, считанные дни остались. Как она там? Может быть тоже сейчас обо мне думает. Приеду, приведу себя в порядок и сразу во дворец, у меня сейчас туда доступ неограниченный. Главное время удачно подгадать, чтобы среди ночи домой не приехать. Иначе придется ждать целую ночь, да еще на следующий день полдня. Хорошо бы в полдень прибыть, самое удачное время.
Затем мысли переметнулись к Колайну, надеюсь, никаких проблем у него не возникнет. С ним четырнадцать человек ушло, и все не из последних. Да и нет у меня последних, каждый двоих, а то и троих стоит, не говоря уже о Диких.
Потом я прислушался к разговору у костра. Шлон, за неимением Нектора, который ушел вместе с Коллайном, выбрал себе новый объект для шуток, Грегора. Грегор оказался уроженцем здешних мест, и завтра мы будем проезжать отворот на его родное село, Свинушки, оно всего в паре лиг от тракта, объяснил он.
Шлон, не забывая помешивать в котле длиной деревянной ложкой, поинтересовался у Кота, какую кличку бы дали Грегору, если бы он попал к Диким. Кот, подыгрывая Шлону, сделал вид, что серьезно задумался над этим.
Сам же Шлон пустился в рассуждения. С тобой Кот все понятно, у тебя походка как у кота, а, когда на женщин смотришь, то и взгляд. Со Жгутом тоже все ясно, тот, когда разденется, словно из переплетенных волокон сделан, такой жилистый. Брона назвали, вероятно, потому, что он родом из Бронников, село такое есть. Вот и получается, заключил он, что если бы Грегора взяли в Дикие, что конечно же невозможно, поскольку в Дикие могут взять только самого Шлона, то Грегору непременно бы дали кличку Свин. И это не только по названию села, в котором он родился. Кличка должна соответствовать, Шлон на секунду задумался, вспоминая мудреное слово — внутренней сущности. Итого, заключил он — Дикий Свин. Посмеялись. На Шлона не возможно обижаться, талант у него такой. Бывает же у человека талант к музыке, так вот у него талант именно к этому.
У меня так не получается, только Коллайн на мои шутки не обижается, да еще Прошка.
— А тебя бы самого как назвали? — поинтересовался у него смеявшийся вместе со всеми Грегор.
У Шлон был уже готовый ответ.
— Могучим Орлом — гордо заявил тот.
— Чего? — у Грегора даже лицо вытянулось. Мы опять покатились со смеха.
— Суди сам — лицо у Шлона оставалось совершенно серьезным — Во-первых, такова моя внутренняя сущность, а во-вторых, отец мой из деревни Могущи а мать из Орлово — и он гордо посмотрел на Грегора. Смеялись все, даже обычно невозмутимый Ворон.
Опять Говальд.
Мы выехали рано, рассчитывая на этот раз заночевать в крупном селении Тоглир, стоящем у самого тракта. Солнце уже находилось почти в зените, когда нам навстречу из-за поворота дороги показался конный отряд. Поравнявшись, мы поинтересовались, куда они держат путь.
Как оказалось, это был разъезд, но не егерский и даже не стражей, а полусотни регулярной кавалерии, явление для внутренних областей Империи не совсем обычное. В Империи существует городская стража и пограничная стража, и их основное занятие понятно из названий. Егеря — это часть регулярных войск, которая одинаково успешно действует и внутри страны, наводя порядок в неспокойных от бандитов областях, и в пограничных районах, а в случае войны применяются как обычная кавалерия.
Когда я поинтересовался причиной столь необычного явления, мне охотно объяснили, что такая вынужденная мера вызвана тем, что сбежал опасный преступник, так называемый Говальд. Сначала я даже не понял, о ком идет речь.
— Ну как же, это тот самый Говальд, его еще Лютым называют. -
Вот это новость, как же могло такое случиться, ведь герцог говорил, что этого самого Говальда отправят под усиленным конвоем. А он и был усиленным, ответили мне. Из Тромера его отправили в специальной карете, прообразе столыпинского вагона, в сопровождении тридцати конных стражников, что втрое больше обычного конвоя. И вот, буквально два дня назад, сообщники напали на конвой и освободили его. Сколько же их было, этих самых сообщников, поинтересовался я. Да кто его знает, никого в живых не осталось, но говорят, что не меньше сотни.
Странно, что нападение случилось так недалеко от столицы. У людей Говальда было достаточно времени, чтобы сделать это еще в Майронском лесу, конвой движется медленно, останавливаясь на ночевку только в населенных пунктах, но теперь о причинах можно только догадываться. Самое страшное было не в этом, Говальд после своего освобождения посетил Свинушки, те самые, о которых был вчера разговор. У Грегора там оставались мать с отцом и младшая сестренка, девица на выданье.
Вчера Грегор так и заявил Шлону, что до последнего времени считал его другом и даже собирался выдать за него свою сестру. А какая она красавица, а какая умница и как замечательно готовит, одни ее пироги чего стоят, расписывал он. Грегор был большой любитель поесть, на этой теме они и сблизились со Шлоном, да еще на любви выпить бутылку другую и спеть на два голоса.
Нет, конечно, добавил Грегор, Шлон тоже неплохо готовит, когда больше действует руками, а не языком, наблюдая за тем, как тот помешивает свою кашу. Но теперь не стать им никогда родственниками, а Милица такая вся, прямо как сдобная булочка, не худосочная, о какую можно и синяки набить. У него даже свидетель нашелся, подтвердивший правдивость его слов. И напрасно Шлон заявлял после его слов, что хотел сказать вовсе не Свин, а Кабан, Дикий Кабан, коего даже тигры боятся, Грегор был неумолим. Гусь, пусть даже орел, свинье не товарищ, что-то вроде того заявил он, но котелок полный добавки благосклонно принял.
