Кроме этого, по настоянию Селестиэль, они решили основать свою колонию в Хараде. Раньше эльфы не забирались так далеко на юг, но Селестиэль хорошо понимала, какое значение в их изменившемся мире имеет нефтяное месторождение у Черной скалы, и сумела донести это до остальных. Она вообще приобрела значительный вес среди своего народа — и вполне заслуженно. Принцы нолдоров прислушивались к ее мнению, особенно в том, что касалось сотрудничества с людьми и с Вечностью.
Дочь ювелира из Гвайт-и-Мирдайн, Племени Камнеделов — так называли себя нолдоры, населявшие в начале Второй эпохи разрушенный ныне Эрегион — она подняла свой народ на новую ступень могущества, и сама поднялась вместе с ним. Теперь эльфы обсуждали вопрос о восстановлении поднятого с морского дна Белерианда. Это был их исконный край, и они намеревались вновь поселиться там. Лугарев оказался на одном из их совещаний, которое вел Финголфин, оказавшийся старшим после отказа Феанора претендовать на руководящие посты. Король Финве оставался в Тирионе, и Финголфин взял на себя руководство нолдорами на Внешних землях.
— Гномов надо нанять, — предложил Гил-Гэлад. — Мы всегда с ними сотрудничали, лучше их мастеров нет.
— Ну, в этом я теперь не уверен, — возразил Феанор. — Я побывал в Вечности только раз, но, тем не менее, видел достаточно. Гномам и не приснится такое.
— А Вечность согласится помочь нам? Не бесплатно, разумеется? — Финголфин испытующе взглянул на Лугарева.
— За деньги Вечность поможет кому угодно, — ответил Лугарев. — А уж вам-то тем более. Свяжитесь с частными строительными фирмами, они у нас строят быстро и качественно, особенно, если им платят наличными.
— А как еще можно платить? — удивились эльфы. Лугарев объяснил им принцип и механизм безналичных расчетов, а также суть налоговой инспекции. Нолдоры только в затылке почесали.
— А еще лучше, пусть строят гномы, а управляют строительством консультанты Вечности, — посоветовал он. — Строить, я так понимаю, надо много?
— Конечно, — ответил Гил-Гэлад. — Нарготронд, Гондолин, Серебристая гавань, порты на западном побережье Белерианда… Всего не перечислишь! Посидев с ними еще немного, Лугарев ушел, а нолдоры еще долго продолжали обсуждать свои проблемы.
— Если мы собираемся и дальше вести дела с Вечностью, нам понадобится представительство у них, — сказала Селестиэль. — А без них нам не обойтись.
— Верно, — сказал Феанор. — И у меня есть соображения насчет того, кто лучше всех справится с этой работой.
— И еще, — продолжила она. — Нам не помешает найти среди людей помощника, разбирающегося в их странных законах.
— Игорь не откажется нам помочь, я полагаю, — сказал Гил-Гэлад.
— Конечно, но на эту роль он не подойдет, — покачала головой Селестиэль. — Игорь прямолинеен и честен, он человек действия, а нам нужен хитрый и беспринципный старый негодяй, изворотливый, как угорь, лучше всего — опытный адвокат.
— Гм! — удивленно отреагировал Финголфин. — Но сможем ли мы сами такому доверять?
— Доверять — никогда, но если ему хорошо платить и постоянно контролировать, он будет работать на нас, — ответила Селестиэль. — Предоставьте мне подобрать такого человека, я уже знаю, к кому обратиться.
— Не возражаю, — ответил Финголфин.
— У меня есть еще несколько соображений, — сказала Селестиэль. — Я считаю, мы должны купить новый основной модуль для киберноида Т20.
Он потерял свой танк, бесстрашно защищая нас перед лицом всей армии Моргота.
— Верно, — кивнул Гил-Гэлад. — Хотя бы из простой порядочности надо ему помочь.
— И еще кое-что о наших союзниках, — сказала Селестиэль, — о чем нам надо поговорить в узком кругу.
«Эйприл Фест» все еще оставалась в Гондоре. Работа комиссии Координационного Совета требовала самых совершенных средств связи, поэтому ЕС-121Н оставался на своей стоянке еще несколько дней.
Экипаж ночевал в городе, и Голдштейн был несколько удивлен, когда утром 11 ноября на городском базаре его осторожно взяли под руку.
— Здравствуй, Ирвинг, — Голдштейн повернулся и увидел Селестиэль.
— Привет, Селест. Ты что, тоже за покупками собралась?
— Вроде того. Знаешь, я давно хотела расспросить тебя кое о чем.
— Ну, пойдем, присядем где-нибудь, — ответил Голдштейн, заинтригованный столь необычным оборотом событий. Они расположились за угловым столиком маленькой закусочной, одной из многих, открывшихся в городе, когда его наводнило множество самых разных пришлых людей и нелюдей. Расторопный толстый трактирщик подкатился к ним так резво, будто у него на подметках были колесики:
— Чего изволите, прекрасная госпожа?
— Самого старого и лучшего вина, — сказала Селестиэль, выкатив из кошелька небольшую жемчужину и сунув ее в пухлую руку хозяина. — В серебряной посуде. И чтобы нам никто не мешал. Пузатая оплетенная бутыль и два пол-литровых серебряных кубка появились на столе так быстро, что Голдштейн грешным делом подумал, что здесь не обошлось без волшебства эльфов.
— Скажи, Ирвинг, ты давно летаешь на «Эйприл Фест»? — спросила Селестиэль.
— Лет двадцать пять уже, — пожал плечами Голдштейн. — А попал в Вечность и того раньше. А что?
— Просто интересно. Меня всегда восхищали ваши хитроумные планы, — ответила Селестиэль. — Мы медленнее набираемся опыта, и мне хотелось узнать, сколько времени тебе понадобилось для этого?
— Да мы с Расселлом до сих пор продолжаем самосовершенствоваться, — усмехнулся Голдштейн. — Век живи — век учись. Уж, не хочешь ли ты стать членом нашего экипажа? Уверен, что у тебя получилось бы.
— Боюсь, что у меня иная дорога, — сказала Селестиэль. — А чем ты занимался до того, как попал в Вечность?
— Ну, вначале я пару лет был адвокатом, — ответил Голдштейн. — После того, как закончил юридический. А потом — скажу тебе по секрету, хотя теперь уже все равно, наверное — потом я несколько лет работал на израильскую разведку «Моссад». В отделе планирования специальных операций.
— Потрясающе, — восхитилась Селестиэль. — Ирв, у тебя такая интересная жизнь!
— У тебя, пожалуй, не хуже, — рассмеялся Голдштейн.
— Ну, сравнил! Последнюю тысячу лет я просидела в лесу, оплакивая прошлое своего народа и мечтая о его будущем. Мне кажется, я только сейчас начала снова жить по-настоящему.
— Завидую я вам, — признался Голдштейн. — У вас все еще впереди… А мне уже пора на покой.
— Не рано ли?
— Нет, Селест. Сколько, по-твоему, можно болтаться между небом и землей? Сыновья выросли, а я даже не заметил, когда, — вздохнул Голдштейн, приложившись к серебряному кубку. Вино было восхитительное, ему еще ни разу не приходилось пробовать ничего подобного.
