— Вот именно! — Аристарх обрадовался неожиданной поддержке. — Французы, к примеру, прекрасно чувствуют себя в Алжире, на Мадагаскаре и в Индокитае, Испанцы — в Марокко, у голландцев на Яве и в Новой Гвинее. Немцы — и те потихоньку начинают входить во вкус и прицеливаются, что бы откусить из британского наследия, да и у бельгийцев в Конго тоже всё неплохо, хотя они и делают вид, что это не колония, а личные владения их короля коммерсанта…
— В чём-то вы правы, конечно. Но согласитесь, в выводах автора статьи есть свой резон и мы не можем просто не замечать этого…
Против такого напора землемер Егор устоять не смог — сбавил тот, и перевёл взгляд с собеседников на корму парохода с большими, когда-то позолоченными, а теперь облупленными буквами «К», «О», и «Р». Остальная часть названия, «Корнилов», была скрыта большим брезентовым полотнищем, свешенным с кормы, вероятно, для просушки.
Матвей молчал, переваривая услышанное. Очень хотелось вставить что-нибудь многозначительное, важное — но в голову совершенно ничего не лезло, кроме нескольких запомнившихся почему-то фраз Ашинова, сказанных на той лекции, в Политехе.
«И были мы у царя ефиопского… — говорил тогда „вольный атаман“, — и земельки он нам дал, обласкал и звал на житье. Царь ефиопский добер, ничего, только что черный весь и голый, и бог у яво наш, как быть следовает, и угодники всякие есть также, сказать худова нельзя. И звал нас всех двадцать пять тысяч человек на свою землю…»
Помнится, слова эти утрированно-простонародные, резанули его тогда своей неискренностью, и он тут же принялся упрекать себя за неизвестно откуда взявшийся снобизм, который не к лицу ему, сыну простого тюремного надзирателя…
— Боюсь, главная грызня за обладание колониями ещё впереди, и как бы мы с вами не оказались в неё втянуты с авантюрой этого Ашинова… — добавил медик.
— Что ж, ещё не поздно отказаться. — Аристарх усмехнулся, как показалось Митяю, с лёгкой ноткой снисхождения. — Ступайте на вокзал, поезд в Москву отходит через три часа.
— Нет уж! — Медик решительно рубанул воздух ребром ладони. — Решено — значит решено, чему бывать — тому не ми…
Договорить он не успел. Густой, длинный гудок возник где-то в недрах «Корнилова» и повис над портом, съедая все прочие шумы. Митяй торопливо вскочил с ящиков — и лицом к лицу столкнулся с идущим по пирсу штабс-капитаном. За ним следовали пятеро крепких мужчин разного возраста, тяжело нагруженные багажом — у каждого, отметил Матвей, за спиной объёмистый дорожный мешок, в руках — туго набитый саквояж, а на плече — длинный суконный чехол, в каких обыкновенно носят ружья. В глаза бросались повадки, свойственные для отставных армейскихили флотских унтеров — уверенная, твёрдая походка, острые взгляды, скупые, чёткие жесты. А ещё — особая напружиненность, какую Матвей до сих пор замечал разве что у спортсмэнов, занимающихся атлетикой, да преподавателей сокольской гимнастики. Следом за этой компанией четверо грузчиков волокли ручные тележки с тюками и ящиками, каковые тут же стали перегружать в спущенную с пароходной грузовой стрелы багажную сетку. Да, подумал гимназист, штабс-капитан солидно подготовился к путешествию: и тебе персональная вооружённая свита, и багажа пудов с сотню, не меньше, — это не считая их троих, двух студентов и самого Митяя, взятых загадочным картографом в поездку ради каких-то своих, только ему понятных целей.
— Вот и я, друзья мои! — штабс-капитан весело улыбнулся и помахал «поселенцам рукой». — рад, что вы не опоздали, точность в наше время товар ре…
Гудок на «Корнилове» ожил вновь — ещё длиннее, ещё протяжнее, напрочь, заглушив окончание фразы.
— Что ж, господа, пора и вам. — штабс-капитан приглашающе указал на пароходный трап, к которому уже спешили навьюченные своим нехитрым скарбом переселенцы-ашиновцы. Плакали дети, брехали собаки, которых тащили на пароход, привязав к верёвкам ошейники, блеяли козы и овцы — переселенцам разрешалось взять с собой мелкий скот, за исключением свиней. Пятилетняя девчушка с пшеничными волосами и голубыми, в половину чумазого личика, глазами, одной рукой цеплялась за мамкину юбку, а другой прижимала к себе тощего рыжего котёнка, то и дело принимавшегося вылизывать хозяйкину щеку. Офицер улыбнулся умильной сцене и повернулся к своим «рекрутам».
— А то, может, с нами, Аристарх Всеволодович? — спросил он шутливым тоном. — Решайтесь, право же — место на пароходе для вас найдётся, а с бумагами я как-нибудь улажу. Попутешествуете, посмотрите новые страны — человек вы образованный, будущий инженер, мы вам и в Африке найдём достойное занятие, а я уж позабочусь, чтобы от казны вам положили приличное жалованье. Что до учёбы — то к ней и потом можно будет вернуться, мои знакомые в Технологическом училище устроят так, чтобы вас не выгнали за время отсутствия…
Студент покачал головой.
— Нет, Вениамин Палыч, не стоит. Спасибо за столь щедрое предложение, но у меня и в России дела пока имеются.
Он пожал всем пятерым руки (Матвею — последнему, ободряюще напоследок улыбнувшись), повернулся и пошёл прочь. Штабс-капитан проводил взглядом фигуру в светло-серой шинели.
— Дела, значит? — он произнёс это едва слышно, ни к кому не обращаясь, словно размышляя вслух, что, однако, не помешало гимназисту уловить сказанное. — Найдутся, говорите? Вот этого-то я и опасаюсь сударь мой…
Замолк, покачал головой — и направился к трапу, другому, для «чистых», привилегированных пассажиров. 'Рекруты торопливо подхватили своё имущество и направились следом — и никто, ни один не обратил внимания на брошенный будто бы невзначай взгляд — острый, внимательный, профессионально подмечающий любую мелочь, из-под козырька засаленного картуза, каких много было в пёстрой толпе, куда и затесался владелец этого головного убора. Среди прочих поселенцев он не выделялся решительно ничем — разве что, потрёпанный солдатский ранец за спиной не слишком походил на узлы да корзинки, которые волокли остальные. Впрочем, мало ли что потащит с собой человек, отправляющийся за три, а если посчитать хорошенько, то и за все четыре моря — особенно если достатка он невеликого, на что ясно указывала коротко обрезанная, явно с чужого плеча, шинель чёрного сукна да поношенные башмаки. А что до взгляда — ну, мало что может примерещиться, особенно, в такой-то толпе да сумятице?..
Конец первой части
[1] (лат.) «Бойся данайцев, дары приносящих» — Вергилий «Энеида».
[2] Эти события подробно описаны во второй книге цикла, «Следовать новым курсом!»
ЧАСТЬ ВТОРАЯ «В желтой жаркой Африке…» I
Средиземное море
Где-то на траверзе Мальты
— Лево три!
Штурвальный на мостике быстро закрутил колесо из тёмного, цвета гречишного мёда, дерева с бронзовыми накладками. Канонерка вильнула плавником руля, едва заметно, для стороннего наблюдателя, конечно, меняя курс.Серёжа — на самом деле капитан второго ранга Сергей Ильич Казанков — склонился к кожаному амбушюру переговорной трубы.
— В машине, добавить обороты до десяти!
На этот раз отреагировал счётчик лага — его чёрная стрелка на белом, жестяном, размеченном линиями и цифрами, секторе дрогнула и медленно поползла вправо.
— Сигналец, пиши на «Рынду» — держать ход десять узлов!
Сигнальный кондуктор гаркнул «слушшвашсокобродь»! — и кинулся к узкому вертикальному деревянномуящику, называемому «сигнальной кассой», в котором хранились свёрнутые в рулоны флаги сигнального свода. Кондуктор по одному вытаскивал из ячеек кассы нужные флажки, цеплял из к фалу — а когда требуемая фраза составилась, потянул за фал, и пёстрая гирлянда побежала к верхушке грот-мачты. Вахтенный офицер вскинул бинокль, стараясь разглядеть ответ с корвета, но сигнальщик опередил начальство.
