или я передам послание в Гиратион. Сколько у вас осталось рассеивающих камней?
– Три камня. – Суйгурия трясущимися руками снял шлем, и миру явилось худое лицо с мягкими щеками и полными губами. Благополучие колдунов зависело от исхода осады. – Этот Прафиалов ублюдок спалил вчера пять артефактов и сегодня один, вместе с Седрилом! Но мы… Ладно, мы разделимся, под покровом ночи одновременно проникнем к стенам с помощью иллюзий и сделаем дыру.
– Так ступай! Чего встал?!
Неожиданно Суйгурия замер, побледнев. В недоумении Кидот уставился на него, а затем услышал сам… Топот. Топот коней… Со стороны Западного тракта земля задрожала под копытами нескольких тысяч огромных лошадей, и эта дрожь докатилась до лагеря. Предвещая скорую смерть, послышалось пение солровского серебряного рога.
– Черт… Строиться! Строиться! – закричал Кидот мерифиям, но сам бросился к коновязи.
Весь Корвунт затих.
Побледневшие жители вслушались в приближающийся гул. Никто не верил в происходящее. Всем казалось, что надежда обманывает их, заставлять слышать то, что хочется. Но грохот становился все отчетливее, ближе.
А затем город накрыл вопль счастья!
Мимо на размашистой рыси пронеслись всадники. Бледная луна показалась из-за облаков, и нагрудники, шлемы с вороньими перьями и оружие засияли благодатным, даже священным светом. Во тьме войско скакало по предгорным равнинам, ровным, как раскрытая ладонь, к вражескому бивуаку. В руках солрагцев были сверкающие копья. В лагере Глеофа царил хаос. Даже не успев построиться, глеофяне кинулись врассыпную. Никто не ждал Белого Ворона так рано, он должен был прибыть из Брасо-Дэнто никак не раньше чем через неделю-полторы. Однако прямо сейчас он был во главе войска и вел его за собой. Добравшись до палисада, хрипящие лютые кони миновали его и ворвались в просторный лагерь.
Равнина наполнилась криками, лязгом металла.
А Суйгурия вместе с двумя помощниками уже мчался верхом к Мертвой Рулкии, ища спасения за пределами графства. Оглянувшись, он увидел, как от места кровавого побоища, что было когда-то лагерем, отделились несколько солрагцев и пустились вдогонку. Колдун побледнел, остервенело впился пятками в бока коня, подстегивая. В воздух со свистом взвились стрелы, чиркнули о магический щит. Защита выдержала, но вспыхнула, заискрилась – и на мгновение залила все вокруг ярким светом. Это заприметил седовласый всадник в зеленом плаще и, отдав короткий приказ, тут же поскакал следом.
Солрагцы стали догонять наемников с Юга. Помощник Суйгурии обернулся, шипяще бросил заклинание на Хор’Афе, и один из черных всадников с воплями рухнул наземь. Из-за этого на мгновение исчез щит помощника, за что он тотчас поплатился: умелый конник выбил его из седла. Глухой крик. Скрежет доспехов. Удар о землю. И колдун замер.
С Суйгурией Авари слева поравнялся воин, украшенный перьями ворона, и его копье уперлось в рассыпавшийся искрами щит. Оскалившись, Суйгурия вытянул в сторону руку и рявкнул слова на Хор’Афе. С пальцев сорвалось пламя, полыхнуло в глаза коню – тот захрипел, споткнулся на полном скаку. Раздался хруст ломающихся костей, а затем и крик второго помощника, чья лошадь тоже запнулась о рухнувшего всадника.
Обернувшись на миг, колдун увидел, что его больше никто не преследует. Он радостно помчался дальше в горы, к переправе через Мертвую Рулкию.
Луна высеребрила справа быстрый черный силуэт.
Из-за скалы на галопе вылетел устрашающе огромный конь. Не успев даже ничего понять, Суйгурия услышал только сухой треск древка, и тут же его вскрикнувшую кобылу опрокинуло наземь со страшной силой. От боли колдун громко завопил, когда ему переломало тушей животного все ниже пояса.
Всадник остановился, выскользнул тенью из седла. Ступал он мягко, уверенно, подобно дикой хищной рыси. В руках его сталью отливал меч.
Суйгурия постарался взять себя в руки и, рыдая, вытянул вперед пальцы, растопырил их, прокричал заклинание. Ничего… Корчась, он приподнялся на руке, еще раз отчаянно выкрикнул страшные слова, будто разрезающие прохладный горный воздух ножом… Но всадник продолжал идти, сотканный из густой ночи, ужаса и вороньей символики. И тут Суйгурия все понял… Он разрыдался, рухнул обратно на землю и воздел к неумолимо приближающейся фигуре трясущиеся руки.
– Пощадить! – взмолился колдун.
Воин замер над стонущим Суйгурией, придавленным лошадью, и в зазор между доспехами на шее уперлось лезвие, тускло мерцающее в свете луны.
– Ты с Юга? – спросил сухой голос.
Суйгурия в ужасе закивал, разглядывая острые металлические ботинки под самым его носом. Под их подошвой хрустел мелкий камень.
– Выкуп… – простонал он с акцентом. – Меня выкупить… Белый Змея…
– Сними шлем, – последовал холодный приказ.
С большим трудом колдун стащил с себя красивый шлем – каждое его движение отдавалось острой болью – и воздел глаза к нависшему над ним всаднику, на что тут же получил сильный удар в лицо и провалился во тьму.
Филипп фон де Тастемара откинул труп кобылы, подхватил закованное в доспехи тело, словно не чувствуя тяжести, и перекинул пленника через заднюю луку седла. Затем ловко, по-молодецки, запрыгнул на своего вороного мерина, будто сросшись с ним, и поскакал назад. До его чуткого слуха уже доносились крики победы.
* * *
Ближе к полуночи, когда луна бледным пятном висела в черном небе, в распахнутые ворота освобожденного Корвунта ввели немногочисленных пленных, по большей части знатных. Простых воинов Глеофа зарубили мечами безо всякой жалости, чтобы не содержать лишних ртов. Под ощерившимися копьями по главной улице шли военачальник Кидот Порфилиус, а также два его мерифия. Позабыв о голоде и усталости, городские жители в воодушевленном порыве приветствовали своих освободителей, одновременно проклиная и оплевывая захватчиков.
Впереди процессии, рядом с Филиппом, отставая на полкорпуса от него, ехали утомленные после напряженного марш-броска военачальник Шарлон Рэ и его помощник Лука Мальгерб. Обоз войска должен был прибыть только к обеду следующего дня.
– Ну что же, ты вошел в город, сэр Лонос, – обратился к неуспевшему сбежать мерифию хохочущий и невероятно довольный Милас. – С закатом, как и обещал!
Мерифий промолчал. Сейчас, без сияющего шлема, в промятых от удара доспехах, он казался не таким напыщенным, а вокруг мужественного рта залегли глубокие морщины. Неподалеку вышагивал и гордый Хильд, держась за обмотанную тряпками руку: оборона города присоединилась к сражению уже на его исходе, но один из глеофян умудрился попасть тесаком в зазор между доспехами капитана.
Филипп фон де Тастемара сдержанно улыбался рукоплещущей толпе. Его черненый нагрудник блестел в бескровном свете луны, а седые волосы опустились на плечи. На сгибе локтя он держал шлем, украшенный в навершии пучком вороньих перьев. Плененного им колдуна тащили два солрагца, а сам колдун так и не пришел в чувство после удара.
– Господин… там, в комнате постоялого двора, маг… – наконец обратился Милас к грациозно покачивающемуся в седле графу.
– Что? Какой маг? – спросил тот, еще не успев разузнать о деталях осады.
– Так… господин. Эти свиньи… – Милас указал на Суйгурию, у которого были связаны руки и обмотан в несколько слоев тряпками рот, – они не смогли разрушить стену благодаря южному магу…
– Какому магу, Милас? – сердито повторил граф.
– Он в комнате постоялого двора отдыхает, того, с зеленой крышей, дальнего. Говорит, устал. Старик пришел с Юга, якобы вы пригласили, господин.
– Как зовут?
– Кажись, Зостра…
Едва услышав имя мага, Филипп подстегнул коня и покинул торжественную процессию. Он торопливо понесся по побитой требушетами улице, на которой уже почти растащили баррикады, а около нужного здания выпрыгнул из украшенного кисточками седла и зашагал на верхний этаж, сквозь расступающуюся толпу. Если недавно граф думал о развязавшем войну Глеофе, теперь его мысли занимал лишь южный маг.
В коридоре бдила охрана. Охранники с тоской прислушивались к счастливым воплям снаружи и мечтали вернуться к своим семьям, с которыми уже успели проститься.
– Освободить этаж! – рявкнул Филипп.
При виде графа все подтянули животы и, услышав приказ, незамедлительно покинули пост.
* * *
Внутри комнаты, в постели, укрывшись легким хлопковым одеялом, лежал дряхлый старик с загорелой кожей, вытянутым лицом и белоснежной кустистой бородой. За три десятилетия он постарел, но это был тот же Зостра ра’Шас, который обменял свой мешок шинозы и запустил престранную череду событий.
Маг тоже сразу понял, кто стоит перед ним.
Положив свой шлем на стол, Филипп снял латные перчатки и небрежно швырнул их туда же. Потом взял стул и сел рядом с кроватью, изучая
