Войтову можно было верить в обоих утверждениях.
Чужинов отложил автомат в сторону: все, оставалось только сделать пару пристрелочных выстрелов.
— Глеб, туман как будто бы начинает ветром разносить, — донесся сверху голос Семена Поликарпова. Негромкий, в тумане всегда слышимость замечательная, и в нем всегда больше слушают, нежели пытаются что-то увидеть.
Жаль, что такой туман пропадает — отличное прикрытие от тварей, не хуже дождя, когда они теряют нюх на электричество.
И еще почему-то вспомнилось: когда они покидали Макеевку, Молинов, взглянув на груду трупов, валяющихся возле дома, сказал:
— До сих пор не верится, что когда-то твари были обычными людьми. Вернее, те, от которых эти и произошли.
* * *
— Глеб — приподнявшись на локте, прошептала Настя, ласковым движением взъерошив ему волосы. — Знаешь, мне ни…
Он успел прижать девушку к себе, нашел ее губы своими, чтобы заставить надолго замолчать.
«Промолчи, пожалуйста, не говори. Если ты сейчас скажешь — „мне никогда ни с кем не бывало так хорошо“ — я тебе поверю. И дело не в том, что уже слышал такое. Просто мне не хотелось бы услышать это именно от тебя. От кого угодно, только не от тебя. Казалось бы, с чего? Для кого-то первым был я, кто-то был первым у тебя. И все равно будет больно только при одном упоминании об этом. Так что ты промолчи, я даже не прошу тебя, умоляю».
Наконец Глеб от нее оторвался. Настя положила голову ему на плечо, закинула на него руку и согнутую в коленке ногу.
— Знаешь, Глеб, — вновь начала девушка, и Чужинов невольно напрягся: сейчас она все же скажет. — Мне никак не понять: откуда у тебя столько нежности? С виду — этакий кремень, и сам, куда ни ткнешь, — весь железный.
Глеб пожал плечами: наверное, потому, что никогда прежде ни одна девушка не волновала ему так сильно.
Где-то над их головами, на верхушке дерева, вскрикнула ночная птица, и Настя прижалась к нему еще крепче. Глеб поцеловал ее куда-то в висок, успокаивая, вынул из спального мешка руку, чтобы убедиться: автомат никуда не делся, и по-прежнему находится рядом.
Слушая ее ровное дыхание, Чужинов было подумал, что девушка уснула, когда Настя неожиданно задала вопрос:
— Глеб, а будь все по-другому, если бы не произошло всего того, что произошло, ты бы взял меня замуж?
Замуж, говоришь? А сама бы ты за меня пошла? Дочь Павла Андреевича и Ларисы Сергеевны Гриневых, крупного предпринимателя и замглавы администрации области? Тогда, когда мир еще не рухнул, и в ходу были совсем другие ценности? Когда считалось, что женщина должна быть сильной и самостоятельной, и в этом ей мужчина не помощник? Когда быть сильной ей было просто: ее защищали полиция, закон и, не в меньшей степени, нужные знакомства? Замуж за того, у которого ни родственников, ни образования и будущее непонятно?
Нет, он твердо знал, чего хотел, и непременно добился бы цели, но когда бы это произошло? К тому времени, возможно, ты давно была бы замужем за человеком из своего круга и мамой одного, а то и двух малышей.
«Цинично размышляю? — усмехнулся Глеб. — А в чем я не прав? Возможно, мы и встречались бы какое-то время, но вряд ли у наших встреч были бы какие-нибудь перспективы. Вообще-то ты должна сейчас отдыхать на одном из чудесных тропических островов, которые я только на картинке и видел, но так уж случилось, что согласилась поехать с сокурсниками».
Настя ждала ответа, и Глеб не стал с ним задерживаться:
— Конечно, любимая, — сказал он то, во что искренне верил. Затем тихо, на самое ухо добавил:
Нас венчали не в церкви,
Не в венцах, ни с свечами,
Нам не пели ни гимнов,
Ни обрядов венчальных.
Венчала нас полночь
Средь мрачного бора,
Свидетели были —
Туманное небо да тусклые звезды…
«Разве что небо далеко не туманное, и звезды, как им и положено в августе, на редкость крупные и яркие. А так все сходится, даже сосновый бор», — вновь усмехнулся Глеб.
— Так ты еще и стихи пишешь? — удивилась Настя.
— Это не мои — Окуджава.
Вообще-то были у него и свои, но никто их никогда не видел и не слышал, и вряд ли это произойдет в дальнейшем.
— Ну и слава богу, иначе бы я совсем от тебя с ума сошла, — намеренно облегченно выдохнула девушка. После чего, поцеловав его в щеку, добавила:
— Хотя тут и без стихов чокнуться можно…
* * *
— Ну так что, — обвел взглядом всех семерых Глеб. — Будем и дальше шутки шутить или все же поверите мне на слово?
Все смотрели не на него — на тварь, лежащую наполовину в воде. Даже сейчас, мертвая, она выглядела так, что самые жуткие ночные кошмары по сравнению с ней казались мультяшными монстрами.
Глеб взглянул вслед за ними и увидел в стороне, на камне, застывшего Егора, смотревшего куда-то вдаль.
— Ты чего? — приблизившись, поинтересовался он.
— Глеб, я струсил, — признался тот. — Даже глаза открыть не смог, когда стрелял. И все они, наверное, видели.
— Да ты что?! — Чужинов сделал вид, что удивился. — А как же ты в глаз ему угодил?
Опасений, что мальчишка уличит его во лжи, у Глеба не было: семьдесят граммов свинцовой картечи разворотили морду твари на совесть.
— Так я в него попал?! — Егор даже обрадовался. — Нет, правда?
— Один раз точно, — уверил его Глеб. — Может и больше, не до того было, не видел. И вообще пойдем, мне потребуется твоя помощь.
Когда они вернулись к остальным, первым, что его встретило, было:
— Что будем делать, Глеб?
В дальнейшем этот вопрос он услышит множество раз, и почти всегда у него найдется ответ.
— Прежде всего, выкинуть все, что так или иначе связано с электричеством. Все без исключения, сколь мало бы его ни казалось. Повторяю — все и даже часы, — затем, помолчав, добавил. — Признаться, я не до конца уверен, что дело именно в нем, но, думаю, ни у кого нет таких вещей, которыми бы он дорожил больше, чем собственной жизнью? Я сейчас вернусь. Поспрашивайте Егора — ему есть что рассказать.
Как ни хотелось ему расставаться с ружьем, он протянул его Олегу:
— Я отойду ненадолго, возьми на всякий случай. Стрелять приходилось?
— Немного. В основном в тире, — ответил тот. Но, по крайней мере, принял ружье без опаски.
— Разберешься? — и Олег кивнул.
Мысль, которую он собирался сейчас проверить, пришла Чужинову задолго до его встречи с этой компанией, среди которой нашлась и такая девушка, что при взгляде на нее у Глеба едва ли не захватывало дух. Возможно, кому-то другому Настя показалась бы лишь милой, симпатичной девушкой с красивой фигуркой, но с ним все было именно так. Что же касается мысли, пришедшей ему в голову — раньше проверить предположение было нечем. Теперь у него такая возможность появилась.
