- И куда это мы несем нашу хорошенькую попку?
Услышать этот голос за спиной было как получить дубинкой по затылку. То есть не слишком хорошо и приятно. Канзаки, не веря своим ушам, обернулась.
Заляпанный буроватой кровью пиджак был примят как у пьяницы после ночи в кабаке. Недавно аккуратно зачесанные, волосы растрепались и напоминали свисавшие с головы куски пакли, вымоченной в содержимом канализационного коллектора. Тонкие усики складывались в усмешку-галочку. А безобразные пулевые отверстия на мертвенно бледном лице, ногах, торсе добавляли его и без того неприятному облику элементы загробного сюрреализма. Словно какой-то вампир, вылезший из старого фильма ужасов, который она когда-то видела. Так он выглядел. Чуть пошатываясь и пятная красным землю под ногами, Фрэнки шел по переулку следом за Мегуми и усмехался, глядя на опешившую и застывшую в ужасе девушку.
- Красивый, правда? - простреленная насквозь щека, когда он растягивал губы в усмешке, обнажала окровавленные зубы справа. - О, женщины, как говорится! Эта сука решила поиздеваться.
- Ты... - Канзаки почувствовала, что эта до жути неестественная картина: ухмыляющийся убийца, из которого сделали решето, - сейчас доведет ее до обморока. И не потому, что плоть Фрэнки была растерзана пулями, не потому что он продолжал ее преследовать, а потому что на обезображенном лице читалось незамутненное удовольствие человека, впервые испытавшего счастье. В уголке сознания у Канзаки мелькнула мысль, не испытал ли он оргазм. - Ты что за тварь?
- Фи, как это грубо, - брезгливо сплюнул кровью Фрэнки. - Я всего лишь маленький одинокий человек, пытающийся совместить приятное с полезным. Но приятное и полезное почему-то пытается от меня уковылять!
Левая рука чудовища поднялась, наставляя на Мегуми окровавленный огрызок пальца, что отстрелила незнакомка.
- Так вот... Я советую тебе не рыпаться, Канзаки! - он сделал еще шаг к оцепеневшей девушке. - Потому что, если будешь рыпаться, я сделаю себе очень приятно. А тебе не очень.
- Да пошел ты! - первый испуг прошел, и на смену оцепенению пришла злость. Канзаки почувствовала в себе силы отвести взгляд от этого жуткого существа и броситься вперед, на широкую, освещенную огнями большого города, улицу. Резанувшая сознание мысль о том, что сейчас ее придушат, как цыпленка, в этом вонючем переулке, оказалась сильнее сюрреализма происходящего.
Сильно толкнув какого-то мужчину в костюме, Мегуми буквально вывалилась на тротуар и, запутываясь в собственных ногах, попыталась бежать. За спиной она услышала громкое "Пурум-пурум!", но оглядываться не стала. Она знала, что чудовище выбежало следом за ней, ковыляя на простреленных конечностях и сейчас, когда прохожие, отталкиваемые ею и отшатывающиеся от него, примутся взбудоражено шуметь, он начнет нагонять. Черт! Черт, черт! Надо бежать! Надо оторваться! Нельзя отдаться в руки этому... Этому... Мегуми не могла придумать слова для Фрэнки. Но это было и не важно. Просто потому что нельзя! Убежать...
Удар между лопаток Мегуми скорее приняла, чем просто почувствовала. Падая на асфальт, она уже знала, что этого не избежать. Плюхнувшаяся сверху мокрая и тяжелая туша не вызвала уже ни страха, ни омерзения. В один миг все куда-то ушло. Осталось только одно: стремление освободиться. Канзаки забилась как схваченная за хвост змея. Ударив локтем наугад, она угодила во что-то мягкое, раздался утробный вскрик, а затем на ее многострадальный затылок обрушился чудовищной силы удар. Все еще пытаясь дергаться, девушка ощутила рывок за плечо, и перед глазами всплыла изуродованная физиономия убийцы.
- Да будешь ты лежать спокойно или нет? - раздраженно пробурчал он, ударяя ее в лицо. - А ну-ка... Закрываем глазки!
Мегуми почувствовала, как его большой палец начинает давить на рефлекторно закрывшийся глаз, грозя прорвать веко.
- Будешь циклопчиком... - капая сверху кровью и слюной, прокашлял Фрэнки.
- Не-е-е-ет!
Сперва Мегуми подумала, что кричит она сама. Но потом сумела сообразить, что крик раздался откуда-то из-за спины нависавшего над ней убийцы. Это был пронзительный заячий вопль, даривший даже по ее полуслышащим ушам. Он прорвался сквозь крики и непонимающие возгласы отхлынувших от двоих, упавших на землю, прохожих, сквозь куски невидимой ваты в ее ушах. Фрэнки на крик среагировал странно: вдруг вобрал голову в плечи и попытался обернуться. Но не успел. Ослепительно-белое сияние накрыло его с головой. А потом и ее.
15 сентября, поздний вечер Токио
Видневшийся в окно вагона краешек неба, налившийся ночной синевой, наводил на грустные мысли. Так всегда бывало, когда доводилось ехать в одиночестве. В наушниках играли "Reo Speedwagon", солнце прятало пылающий бок под покрывало горизонта, и очень хотелось встать с сиденья, выйти из электрички и пройтись пешком по вечернему Токио, такому одновременно мрачному и светлому. Даже натруженные за день ноги были бы не против подобного времяпрепровождения.
Юноша лет шестнадцати-семнадцати, типичный японский школьник, облаченный в стандартизированную форму, смахивающую на одеяние католического священника конца прошлого века, тихо вздохнул и чуть пошевелился. В результате этого жеста длинная неухоженная челка упала на глаза. Поправив лохмы рукой, молодой человек подумал, что пора бы уже сходить в парикмахерскую.
Поезд начал останавливаться. Юноша вернулся к возникшей только что идее. А вправду, почему бы не проветриться. Сейчас они подъезжали к станции, от которой до дома не так уж далеко. Можно выйти здесь, прогуляться. А в самом деле... Решившись, молодой человек подхватил прислоненный к спинке сиденья портфель и поспешил покинуть вагон.
Покинув станцию, он вышел на тротуар и неспешно зашагал в сторону своей улицы, поглядывая по сторонам и дыша вечерним воздухом, не слишком сильно отравляемым в последние годы жизнедеятельностью рода человеческого. Небо все темнело, из синего превращаясь в черное. Скоро появятся точки звезд. Совсем поздно. Он опять сильно задержался. Родители наверняка будут сердиться...
Но он не смог не задержаться. В свои семнадцать Учики Отоко полностью соответствовал собственному имени. Его покладистость вошла в поговорку у одноклассников, не брезговавших этим качеством пользоваться и эксплуатировавшим паренька вовсю. Каждый знал, что стоит попросить у Отоко что-то, и тот просто не сумеет отказать. За эту слабость практически никто не воспринимал юношу всерьез. Его называли безвольным тюфяком, хотя данное утверждение не совсем соответствовало действительности. Учики был весьма развитым физически для своего возраста юношей, худощавым, но крепким, выносливым и ловким. Физрук не мог нарадоваться на успехи мальчика номер 17 в классе 2Б. В плавании, бейсболе и беге тот показал себя лучше многих. К тому же, как выяснилось, Отоко умел драться. Он никому не рассказывал, но с двенадцати лет посещал секцию карате неподалеку от дома, так как в школе таковой не было. Так что постоять за себя Учики Отоко мог.
