из стержней «люстры» красная молния вонзилась ему в седалище.
Вскрикнув, Климчук вывалился из-под стола, судорожно пытаясь сбить со штанов огонь, которого не было.
Штаны оказались целыми, хотя кожу ещё долго жгло, как при ожоге.
Компьютер угрюмо смотрел на следователя, готовый, очевидно, повторить урок.
В правом нижнем углу экрана горел красный транспарантик, на котором светилось слово fool.
Экспериментировать расхотелось, он вернулся в гостиную и улёгся на диван, ожидая возвращения Никифора.
Дубна
Четырнадцать часов пятьдесят пять минут
Сомов не выходил больше десяти минут, и Баринов не выдержал, позвонил в дверь раз, другой, третий.
Никто не ответил.
Озабоченно оглянувшись на Марина, полковник раздражённо буркнул:
– Ну и что прикажете делать?
– Можем выломать, – равнодушно ответил капитан.
– Не ломать пришли. – Баринов набрал номер мобильного Никифора.
Однако и на этот раз Сомов не отозвался.
– Что он себе позволяет? – Кирьян Валерьевич толкнул дверь, и она открылась.
– Майор! – позвал Баринов, не решаясь войти.
Ответом было молчание и приглушенный треск.
Марин, обогнув полковника, нырнул в прихожую, но остановился, услышав его окрик:
– Стоять!
Баринов вошёл следом, и ему показалось, что он продавил телом пластиковую плёнку. Замер, прислушиваясь к шуршащей тишине квартиры.
– Есть кто-нибудь?
Молчание.
– Обыскать! Но ничего не трогать!
Марин скользнул в гостиную, оттуда в спальню и кабинет, вернулся, покачал головой.
– Никого.
Баринов последовал его примеру, остановился в кабинете, глядя на потрескивающую электрическими змейками «люстру».
Сзади подошёл Марин.
– Фокус какой-то.
– Он мне наплёл с три короба…
– Никифор на такие шутки не способен.
– Здесь жил учёный-физик, придумавший некий агрегат на новых физических принципах.
– Вот этот? – Марин кивнул на «люстру».
– Наверно. А ещё Сомов говорил, что установка опасна.
– Может, она и уничтожила наших?
– Как?
– Ну не знаю… спустила в унитаз. – Марин вышел из кабинета, и через мгновение голос капитана донёсся из туалета: – Зайдите, товарищ полковник.
Баринов зашёл.
Из стены туалета сразу за унитазом вылезала труба в чешуйчатой оплётке, уходившая в умело просверленный белый стульчак. Диаметр трубы не превышал толщины человеческой руки, и выглядела она как дополнительный короб для слива фекалий. Но при этом от неё несло холодом и свежестью, а не запахами гальюна.
– Озон, – принюхался Баринов. – Это не труба для нечистот, скорее кабель. Никто сюда ничего не сливал.
Марин исчез и вернулся.
– Она выходит из того щитка, что висит на стене в кабинете.
– Странный отвод. По ней разве что воду спускать. Или газ.
– Щит электрический, газом не пахнет.
– Уверен, что никакого отношения к пропаже Сомова эта труба не имеет. К тому же он был не один. Ему помогали наша эксперт из научного управления и Климчук.
– Может, они просто отошли, руководствуясь своими соображениями.
– В таком случае твой боец на площадке либо проспал их выход, либо сам отлучался.
– Сержант клянётся, что не отходил ни на секунду. Он меня ещё не подводил.
– Клянётся, не подводил, – вспылил Баринов. – Факт налицо. А в мистику я не верю. Единственный вариант…
Наступила пауза.
Марин подождал продолжения.
– Какой вариант?
– Если только это не связано с работой аппаратуры в квартире. – Баринов ещё раз прошёлся по комнатам, остановился перед «люстрой», продолжавшей шипеть и постреливать электрическими змейками.
– Давайте выключим эту машину, – предложил капитан.
– Я тебе выключу! Ни к чему не прикасайся! Возможно, Сомов прав, и наш мертвец создал аппарат, влияющий каким-то образом на время.
На флегматичном лице Марина отразились сомнения.
– Влияющий на время? – переспросил он. – Так это в таком случае машина времени?
– Сомов утверждал, что она связана с накоплением и нейтрализацией энтропии.
– Это что ещё за фигня?
– Обещал разобраться и доложить.
– Мы его найдём, не иголка в стоге сена.
– Он не должен был никуда уходить.
– Но ушёл.
По веточкам «люстры» промелькнули электрические искры, свиваясь в спиральный шлейф. Озоном запахло сильнее. Баринов отступил.
– Выходим.
Осторожно вышли, закрыв дверь, запертую на обычный язычковый замок с откинутым стопором. Дверь, по сути, была не заперта, и это, в свою очередь, означало, что обитатели квартиры оставили её открытой, не предполагая выходить. И всё-таки их в квартире не оказалось. Откуда в таком случае звонил Никифор? И почему не отвечает сейчас?
Кирьян Валерьевич ещё раз попытался дозвониться до следователя, потом набрал номер Анны Ветловой и Климчука. Но безуспешно.
– Напряги все наши каналы, – приказал полковник Марину. – Во дворе есть телекамеры?
– Не интересовался.
– Поинтересуйся, свяжись с ГИБДД, с муниципальными структурами, сейчас камеры стоят чуть ли не на каждом столбе. Вполне могло случиться, что Сомова с его помощниками какая-то из камер и засекла. Их понаставили где надо и где не надо.
Марин пожал плечами.
Но Баринов не преувеличивал, помня последние данные о подключении систем контроля за поведением людей, как в России, так и в мире. Действия всё большего количества жителей страны изо дня в день отслеживало в цифровом формате всё большее количество камер, а к этим автоматам теперь прибавились и системы геномного контроля россиян, что, по мнению полковника, превращало страну в настоящий цифровой концлагерь. Заработала и биометрическая система опознавания людей по голосу и изображению лица на транспорте и в общественных местах. Уже становился возможным так называемый клеточный контроль – начало настоящей сегрегации. И недалеко было время, когда человеку мог отказать в работе или при снятии средств в банке любой бот-автомат или клерк, сославшись на высокий риск онкологии или ковида. Кому-то могли запретить заниматься музыкой, военным делом, спортом или наукой – только на основании заключения медиков о возможном криминальном будущем клиента.
Баринов знал о таких фактах и как мог отстаивал права граждан, но ощутимых результатов не добился.
Впрочем, по опыту работы в Следственном комитете он знал, что не только криминальные элементы пользуются данными медицинских и социальных баз, но и у властей возникает соблазн гнаться за прибылью от штрафов за незначительное нарушение порядка, вместо того чтобы отслеживать действительно серьёзные проступки.
– Разрешите действовать? – напомнил о себе Марин.
– Давай, – очнулся полковник.
– Слушаюсь.
– И удвой охрану квартиры. Пусть здесь, на этаже, дежурят двое, и внизу не меньше четырёх-шести.
– Слушаюсь! – козырнул Марин.
Баринов кивнул своим молчаливым сопровождающим, и лифт унёс всех четверых на первый этаж.
Стоявший навытяжку Тарасов с облегчением выдохнул и расслабился. Виноватым он себя не чувствовал, однако и на него таинственное исчезновение офицеров СК подействовало сильно. Сержант был убеждён, что нёс службу добросовестно, не покидая пост ни на секунду.