носилось в воздухе перед этим, почти прошло.
Ждать пришлось около получаса, пока кругловатый силуэт Миллера не появился в калитке ворот внутреннего двора управления, он выбрал тот же маршрут, что и я. Хитрый дяденька!
Повернув в сторону моста через Данай, он быстро зашагал смешной, немного моряцкой походкой.
Я осторожно двинулся за ним, постепенно сокращая дистанцию.
Не успев приблизиться к нему достаточно близко, чтобы окликнуть, я выдал себя шагами в окружающей тишине.
– Я так и знал, Морисон, что вы меня дождетесь, – он начал говорить еще до того, как повернул голову, – что лишний раз подтверждает: с вами можно иметь дело.
– Я не мог просто так бросить человека, с которым буквально вчера отстреливался от диких обезьян и опасных дирижаблей, а сегодня ползал под танками и взрывами гранат. Это, знаете ли, как-то сближает людей, – сказал я, закуривая.
– Это бесспорно, – кивнул Генрих, – как и то, что вам было жутко любопытно, о чем я разговаривал с начальником.
– Ну не без этого, – иронично подтвердил я.
– Вы мне нравитесь, Моррисон, честное слово, – сказал он с совершенно каменным выражением лица, – есть в вас склонность к рациональному мышлению. Давайте прогуляемся до Шестой улицы, а там разъедемся на полицейских патрулях по домам, уж очень хочется проверить те бумажки, которые так мило вручил нам господин Зеленский.
И мы пошли, словно старые приятели, возвращающиеся после бурного вечера в баре, стараясь не попадать в поле зрения стоящего на площади дежурного БШМ.
– Итак, Генрих, – решил подбодрить я его.
– Он еще хуже, чем я, – усмехнулся Генрих.
– В смысле? – У меня чуть не вырвалось – куда уж хуже?
– Напоминаю, Моррисон, – он поправил шляпу, – наш разговор…
– Да-да-да, – закивал я, сморщив лицо, – смысл мне…
– Так вот, – продолжил Миллер, и его словно прорвало. – Влад попросил меня наладить контакты с Оливией, и когда я объяснил, что она пустышка, он договорился до того, что попросил наладить связь и с Зеро. Он не на шутку напуган, хотя пытался показать, что это просто оперативный ход и тактическая необходимость. Но меня ему не провести – слишком хорошо я знаю этого гражданина. Причем никакой Зеро даже не заикнулся о реставрации движения эволюционеров, но он вбил себе в голову, что это тоже возможно, и просил меня заручиться еще и поддержкой бывших «люци». В общем – готовит себе запасной аэродром старый трус. Он бесхребетен и просто прирожденный приспособленец. Даже мне до него далековато. Когда-то он был очень честным человеком! Сначала он был искренним эволюционером и, разочаровавшись в идеях превосходства сиблингов, абсолютно осознанно и аргументированно стал луддитом. Он с юности был изворотливым политиком – писал громкие статьи. Помню его статейку в «Дейли-Фауд»: «Я никак не мог сначала понять, почему единороды отвернулись от сиблингов? Неужели сиблинги предали Купол? Как могла идея мудрого руководства превратиться в оголтелый геноцид, который так же был подхвачен простыми обывателями, как и применен к ним?» Как вам такая «искренность»?
– Да уж, ловок наш шеф, – вздохнул я, – но вы же не хотите стать генеральным прокурором?
Миллер вздохнул, подняв ворот плаща, – мы шли по мосту, и от Даная дул промозглый ветер.
– У меня вот в черепушке нет этого «угленя», – наконец сказал он, – и уж кому, как не мне, должно быть наплевать, кто там сядет за рычаги Купола: я никогда не останусь без работы, поверьте мне, Моррисон. Просто я не люблю, когда меня держат за дурака. Первым это сделал, как ни странно, мой друг, доктор Меркер – он убеждал меня, что Зеро всего лишь деловой партнер, хоть и неизмеримо высокого уровня. Но я подозревал, что он нас использует – так и оказалось. Потом дура Лив решила, что она самая главная, и ей больше никто не нужен, а теперь еще и Влад начал вешать мне лапшу на уши с абсолютно серьезным видом. Я не хочу, чтобы все знали, что я умнее среднего, но мне неприятно, если меня считают этого среднего уровня глупее. Еще я состою в партии «Луддитов», а это мощное лобби, и что-то мне подсказывает, что от лоббистов будут избавляться в первую очередь. Вот я и говорю: если я всегда стараюсь держать курс в сторону «победителей», то господин Зеленский готов слить все сразу – не я добуду ему канал связи, так кто-то другой. А он еще и уверен, что Зеро не сможет им воспользоваться! Ха! Пакеда тоже так думал! А он поумнее Влада. Да не нужно быть этим хиусовым Зеро, чтоб обвести шефа вокруг любого пальца! Он, конечно, не критично глуп, но – высокомерие и трусость направят его по чужой воле…
– То есть вы хотите сказать, – перебил я его, – что вот эти бумажки и немного денег это максимум, чем он нам будет помогать?
– Вы на редкость проницательны, дружище Моррисон, – ответил Миллер. – Причем я не шучу.
Лицо его стало озабоченным.
– Я предлагаю, Генрих, добавить в команду «Ревизор» нормальных людей, которые по меньшей мере заинтересованы в противостоянии этому Зеро. – Я вопросительно глянул на него.
– Вы говорите про мафиози и шестерку Зеленского, этого Хофера? – Он ответил мне недоуменным взглядом в тусклом свете уличных фонарей.
– Мне кажется, – мягко сказал я, стараясь, чтобы Миллер не подумал, будто я заинтересован в стукачестве, – есть ощущение, что Хофер только прикидывается шестеркой. Я наблюдал за ним и пока могу заметить, что он ни разу меня не сдал. И потом, его можно направлять по параллельным линиям дознания – он дотошный. Пару раз выдать ему фальшивую информацию, тогда мы быстро по реакции Зеленского узнаем: стучит он или же нет. Ну а Хуарес является голосом Папы Монзано, который очень недоволен решением вашего же Гюнтера стравить его с «южными».
– Ну, звучит разумно, – кивнул Генрих. – Хорошо, надежные люди нам нужны как Купол. На том и решим. Я свяжусь с вами! Вон как раз к нам направляется патруль! Я еду первым, Моррисон, ни к чему нам часто светиться вместе…
Я поймал свой патруль буквально через пять минут: шел по тротуару Шестой на юго-запад, подняв руку, словно ловил такси. Заметив такую наглость, первый же дежурный «паккард» притормозил у обочины, еще не понимая, с кем он связался. Командир патруля долго разглядывал мой чудодейственный пропуск, просвечивая его фонариком, пока наконец не вызвал любопытство всего экипажа. Они искренне пытались найти хоть что-то неправильное в моей бумажке, цокая языком и мрачно хмурясь. Я, снисходительно улыбаясь, чувствовал себя мальчишкой, который вышел гулять во двор и хвастается новеньким игрушечным пистолетом с настоящими пистонами, а его приятели с завистью и недоверием его разглядывают.
Наконец они, не скрывая своего восхищения, признали подлинными сложный вензель Зеленского, обе печати канцелярии управления и личную печать старшего комиссара. После чего, одарив меня
