проснулась, но Аким сказал ей:
— Спи, сами управимся.
И управились, ещё не было трёх часов утра, как они выехали и поехали к пристаням. А там уже было людно.
— Батя, а может на Егорьевы омуты пойдём? — спрашивал сын, выгружая из квадроцикла снасти.
— Нет, далековато.
— А что, топлива у нас навалом. Сядем да поедем, я на руле буду, а ты можешь подремать, — продолжал Олег; он уже перенёс всё нужное для рыбалки в лодку и сам туда залез.
— Туда почти два часа хода, — напомнил ему отец. — А у меня ещё дела есть на сегодня.
Он оставил сына и пошёл поздороваться с казаками, что так же, как и они, готовили свои лодки. Казаки собрались узнать у него новости с юга. Они, чуть отодвигая респираторы, закуривали, поздравляли его со званием, расспрашивали.
Он тоже закурил, постоял, поговорил, рассказал, как дела на фронте. Как погибли Клюев и Варежко, тоже рассказал, так как на этот раз у него про них спросили. И только после этого пошёл к своей лодке, где его дожидался Олег. Сын уже зажёг фонари и завёл двигатель и, сидя на руле, прибавлял и убирал обороты.
Саблин взял свой дробовик десятого калибра и сел на нос лодки, сразу за фонарём, устроился поудобнее и скомандовал:
— Пошли, Олег. Сильно не газуй, не спеши, я тебе буду показывать направление.
Парень прибавил оборотов, и лодка оторвалась от мостушки и развернулась носовым фонарём к бескрайней черноте болота.
Мотор заработал иначе и от неспешного тарахтения перешёл на тихое урчание.
Сначала они шли вместе с двумя другими лодками, но те шли быстрее, да и двигались они на север, на Большую протоку, а Саблин сегодня решил от берега далеко не уходить. И, разглядывая в темноте привычные картины со стенами из рогоза и чёрной водой, указывал сыну направление: лево, теперь прямо, теперь направо. Ещё раз лево.
Он вёл лодку на Старые банки. Большие, заросшие тиной и травой отмели. В тех водах было мало рыбы и много вязкой тины, из-за этого рыбари те места не жаловали, там, кроме ерша, и взять-то было особо нечего. Ну, если не считать улиток. Улиток любили все, но на этих банках было много всякой мерзкой растительности, а ковыряться в вонючей тине не все хотят. Но Акиму было всё равно, сейчас ему было по-настоящему хорошо. Он разглядывал своё бесконечное болото в белом пятне фонаря. И поглядывал на небо.
— Олег!
— Чего, бать?
— Светать начинает. Ветер сейчас поднимется… Ты смотри, чтобы респиратор плотно сидел. Ветер начнёт сдувать красную пыльцу с рогоза.
Аким немного волнуется за сына. Олег у него, конечно, смышлёный парень, но всё равно…
— У меня плотно всё, — заверяет его сын.
И тогда Саблин указывает ему на чёрный проход меж стен рогоза:
— Туда держи.
Ещё до того, как рассвело, в первых красных лучах солнца, они добрались до места, где Саблин решает остановиться. Тут мало открытой воды, везде из чёрной жижи тянутся острые стрелки ядовитой зелёной травы.
Олег встаёт в лодке, осматривается и говорит разочарованно:
— Бать, тут и рыбы-то нет.
— Откуда знаешь? — с усмешкой интересуется Саблин, а сам уже открыл один из своих ящиков со снастями, достаёт оттуда лесу, затем коробку с крючьями.
— Открытой воды нет, глубины маленькие… — продолжает расстраиваться сын. — Тут и рыбаков нет, пока плыли, ни одной лодки не видели.
— Может, поэтому тут рыба и есть, — предполагает отец. Он посмеивается над Олегом. Но тот словно не замечает этого и, продолжая оглядываться, говорит почти трагично:
— Какая тут рыба? Разве что ёрш!
— А что, ёрш тебе и не рыба, что ли? — Саблин почти смеётся у себя под респиратором. И так как сын молчит, говорит ему: — Бери две снасти, вон с правого борта на ту проплешину закинь одну, — он указывает рукой на «окно» в ряске. — И вон туда, на чистую воду, вторую. Посмотрим, что будет.
— Да ничего тут не будет, — бурчит сын. Но снасти из ящика берёт.
— Ну а не будет, так наберёшь улиток матери и сестре, — ухмыляется Аким. — Чего-нибудь наловим… Из болот я с пустыми руками ещё ни разу не возвращался.
Конечно, парню хочется настоящей рыбы. Больших ужасных щук, тяжёлых и сочащихся жиром стеклянных рыб, чтобы каждая по пять кило. А может, он мечтает выловить и черепаху, за гибкий и прочный панцирь которой ему сразу отвалят рублей пятнадцать. А крупной рыбы на мелководье, где воды от полуметра до метра будет, просто не найти. Но он делает то, что ему советует отец. И… после первого броска на его свинцовую приманку с тройником, изображающую крупную донную мокрицу, сразу позарилась какая-то рыба…
Олег быстро и правильно поддёрнул лесу, подсёк рыбину и потащил её к лодке, а сам поглядывал на отца: видит ли он. Отец всё видел, сидел, положив руку на ружьё и ждал: что же там сын вытащит. Вернее, Саблин знал, что вытащит Олег. Он уже понял, что сидит на крючке. Для этого ему было нужно видеть, как рыба сопротивляется.
То был небольшой, примерно на килограмм, в крепких иглах ёрш. Использовать его можно было лишь как топливо. Ершей сушили и сжигали. Горели они неплохо, и владельцы личных парогенераторов их покупали. Парогенераторы ставили в основном те, кто занимался каким-нибудь производством и для кого покупать электричество из сети станицы было накладно.
— У-у, — разочарованно произнёс Олег, снимая ерша с крючка и бросая его на дно обрезанной бочки. — Колючка.
— Ты закидывай, закидывай, — продолжал советовать ему отец.
Сам он за снасти не берётся, хотя руки чешутся. Акиму кажется, что сын всё делает немного не так. Но он терпит и не лезет к нему. Не проходит и десяти минут, как Олег на ту же снасть цепляет ещё одного ерша.
