Это на обед.
— О, — сказал Ловенец уважительно и покачал головой. — Хорошо живут нынче господа казаки.
Они вышли из лавки и пошли к квадроциклу, а Олег нес оставшийся улов и спрашивал у отца:
— Бать, а с ершами что делать? Свиньи их есть не будут…
— Нет, не будут… Ты высуши их и продай, хоть Скрябину, хоть Волкову. Они купят. Деньги себе заберёшь.
— Купят? А за сколько? — сразу интересуется сын. Видно, тема про «деньги себе заберёшь» ему пришлась по душе.
— Не знаю… Ну… пару копеек дадут, может, и три… — прикидывает Саблин. — Насос Скрябину понесёшь, вот и спросишь.
Казалось бы, мелочь… две или три копейки, но Олег сразу начинает считать:
— Это до конца каникул… можно полтора рубля заработать?
Саблин смеётся и кладёт руку ему на плечо:
— Олег, а зачем тебе деньги-то?
— Ну как зачем? — сын сначала даже и не может найти ответа. А потом вдруг говорит: — Ну, на лодку буду копить.
— На лодку? — тут Аким уже не так весел. — Лодку мою заберёшь, Юрке-то она всё одно не понадобится, он в доктора подастся. К чему ему лодка?
* * *
Пока его не было, Настя сходила в войсковую лавку и купила самые дорогие, чуть отливающие золотом, красивые погоны. И уже успела их пришить к его парадному кителю. Китель почистила, фуражку тоже. Хоть на смотр иди. И как знала ведь. Он не стал даже обедать. Хотел побыстрее покончить с одним не то чтобы простым, скорее тяжёлым делом. Они с Сашкой уговорились, Саня идёт к вдове Варежко, а он идёт к Марьяне Клюевой. Сначала Саблин думал, что Сашку придётся уговаривать, но тот согласился сразу:
— Да, надо сходить. Надо…
Вот так они и порешили, и теперь он «при параде» стоял на пороге дома Клюевых. У Марьяны волосы тронуло сединой. Казачка, мать шестерых детей, трое из которых сыновья, казаки. Она и не подумала плакать. Пригласила Акима в дом, усадила за стол, они выпили по рюмке, поговорили. И, как ни странно, Марьяна стала спрашивать Саблина не о том, как погиб её муж, а про его семью, про Наталку, про её болезнь. И лишь под конец их разговора она произнесла:
— А ведь это был его предпоследний призыв… Сказал: всё, ещё два призыва, и в следующем году в запас уйду, — она помолчала. — А я ещё тогда подумала: Господи, помоги ему. Как будто знала…
От неё Саблин ушёл с облечением, как говорится, камень с души. И уже с чувством выполненного долга поехал в полк. А там, в канцелярии, конечно, толчея. Казаки, пришедшие из призыва, а их вернулось в станицу две сотни, все пришли отмечаться. Духотища, табачный дым сизый, гомон, смех… Запах перегара и чеснока… Казаки радуются, что ещё один призыв отслужили. Саблин, как увидел толчею и решил, что это всё до вечера, не иначе, хотел было уйти, но у входа его перехватил подсотенный Черкас:
— Саблин! Здорово… А ты куда?
— Да завтра приду… — Аким пожал командиру руку. — Нынче народа что-то много.
— Так тебе теперь вон туда, — он указал в конец коридора. Там был отдел, где регистрировались офицеры. — Погоны у тебя теперь вон какие красивые. Иди, там никого сейчас нет.
И вправду, в офицерской канцелярия никого не было, и дежурный вахмистр его сразу, вписав в журнал, поставил на учёт. А когда Саблин уже собрался уходить, в канцелярии появился вестовой и сказал ему:
— Господин прапорщик, вас полковник вызывает.
— Полковник? — удивляется Аким.
— Так точно.
— Сейчас? — продолжает удивляться прапорщик.
— Да. Сейчас.
Ну, раз полковник зовёт, надобно идти. Он поднимается на второй этаж штаба, тут уже не душно, кондиционеры работают хорошо, и народа нет никого. И Аким, придя в приёмную полковника, докладывает адъютанту:
— Прапорщик Саблин прибыл.
— Садитесь, прапорщик, надо подождать, — ответил ему адъютант и указал на мягкий стул. — Можете курить.
Аким снимает фуражку, закуривает и ждёт почти полчаса, пока его наконец не вызывают. Курит и всё думает: зачем его вызвал полковник? Провинность какая? Ну, так звание не присвоили бы. Наградить хотят? Так награду и без полковника вручили бы. Да и особо не за что, награждать-то. Спросить, что ли, у адъютанта? Но тот вроде как занят. Бумажки какие-то разбирает. В общем, прапорщик решил подождать.
Полковник Волошин одно время уходил в другое подразделение, но полгода назад вернулся во Второй пластунский полк командиром. В свой полк. Так как сам он был из станицы Болотной родом, и Второй полк был его родным полком. И Саблина он знал лично. Поэтому он привстал и протянул Акиму руку.
— Здорово, Аким, садись… — полковник указал на стул перед своим столом.
Прапорщик пожал начальнику руку и сел, куда приказано.
— Кури, — Волошин придвинул к нему пепельницу.
— Да уже накурился, — ответил Аким. — Спасибо.
— А чаю?
— Нет, благодарствую, господин полковник.
— Ладно, — тогда полковник перешёл к делу. — Раз накурился и не хочешь чая, значит, начнем. А дело у нас такое, Аким… В общем, на фронте не всё идёт так, как хотелось бы, и отцы-атаманы приняли решение создать у нас в полку ещё одну сотню. Шестую.
«Ах вот оно что… В новую сотню перевести надумали. Но для того разговоры с полковником не нужны. Приказ он подпишет, мне его пришлют, и всё! Я в новом подразделении».
— Так вот, Аким, — меж тем продолжал полковник. — Я подумал в эту шестую сотню тебя командиром первого взвода назначить.
«Командиром первого взвода?».
А вот это было для Акима неожиданностью. Первый взвод в любой сотне считается лучшим. А его командир — это… Сотник, подсотенный, хорунжий… и четвёртый в сотне по
