– Извините, я…
– О, да он по-нашему говорит! Кто таков?
Лётчик моргнул и обнаружил, что огнеплюйка находится в руках огромного человека в потрёпанной форме роденийской пограничной стражи. Свои?
– Рядовой Кочик! – отрапортовал Михась и попытался вылезти из планера.
– Сидеть!
– Но…
– Откуда, куда, зачем?
– Возвращаюсь с задания.
– С какого, позволь полюбопытствовать? – пограничник нахмурился, хотя перечёркнутое шрамом лицо и без того выглядело угрожающе. – Говорить будем?
– С секретного.
– Даже так? Ничего, у нас даже пиктийские дракониры соловьями поют.
Помощь пришла неожиданно – смутно знакомый голос послышался откуда-то сбоку:
– Оставь его, Борис, это точно свой. А ну вылезай, боец.
– Мягкий ты, Еремей, – укорил пограничник, но огнеплюйку опустил.
– Ага, и очень добрый, – заросший бородой человек подошёл поближе и оглядел Михася. – Кочик, значит?
– Да.
– Прогульщик, дебошир, пьяница и бабник?
– Не-е-е… Профессор, вы?
– Нет, пиктийская императрица! Чего расселся?
– А-а-а…
– И без вопросов! Тебя кто просил прямо на костёр садиться?
Лётчики грустили. Все трое грустили, так как закопченных котелков имелось в наличии ровно три штуки. А чем отмывать, песочком? Так нет в горах песочки, одни камни и немного принесённой ветром пыли, которую редкие травинки да кустики считают землёй. И вцепляются в неё намертво.
– Михась, а это точно профессор? – Никита поставил грязную посуду в воду и тяжело вздохнул. – Не похож. Вот и Фима сомневается.
– Так и есть, – Кочик со злостью тёр котелок пучком травы. – Он у нас в университете лекции по древнебиармийскому шаманизму читал.
– Тоже хочу учёную степень, – мечтательно произнёс молчавший до сих пор Ефим Подобед, третий номер из четвёртого звена. – Выучусь и стану точно таким же живорезом.
Все дружно посмотрели на отмываемую посуду – можно верить, можно не верить, но драконья печёнка в супе является наглядным подтверждением способностей профессора. Жалко только, что не пришлось попробовать её жаренную на углях – Миха умудрился приземлиться точно в костёр, что при недостатке дров стало весьма тяжким проступком. Если похлёбку с помощью магии сварить не проблема, то для жарки сия метода никак не подходит. Портится ценный продукт, приобретая вкус и твёрдость подошвы старого и донельзя заношенного сапога.
Никита оглянулся и зашептал:
– В университете все колдовать умеют?
– Сдурел? – возмутился Михась. – Это у пиктов только, а мы пользуемся энергией Владыки! Говори, да не заговаривайся!
– Но как же…
Кочик развёл руками. Он сам недоумевал, каким образом профессор Баргузин смог установить вокруг партизанского лагеря завесу невидимости, заставить гореть камни, сшибать драконов из обыкновенной станковой огнеплюйки… И сотворить ещё много чего интересного.
– Я так думаю, ребята, что нам всё объяснят.
– Когда?
– Со временем. Мы разве куда-то торопимся?
У роденийской столицы нет названия, и местные жители говорили о ней попросту – Цитадель, подразумевая, в зависимости от интонации, или сам город, или возвышающуюся над ним крепость. Иностранцы же, незнакомые с тонкостями произношения, часто попадали впросак, и бывали случаи, когда чужеземные купцы колотили в ворота, на полном серьёзе уверяя, что в резиденции Владыки жить не могут без пары-другой телег с солёной рыбой или целого обоза со шкурками большеухих тушканчиков. У охраны даже существовало соревнование – кто таких гостей пошлёт дальше и изощрённее.
Да, это вам не пиктийский захолустный Ситэ, где не знающие солнечного цвета улицы давно превратились в топкие болота, здесь всё иначе. В первую очередь удивление вызывают приподнятые пешеходные дорожки, выложенные тёсаным камнем, а в гладком покрытии проезжей части виднеются забранные частыми решётками прямоугольные отверстия ливнёвок. Полезное, между прочим, изобретение, особенно при частых в этих местах грозах. Удобно, только иногда ругаются столичные модницы, сломавшие тонкие каблуки, но общая полезность окупает мелкие частные неприятности.
Сегодня нет обычного многолюдья, и крытые серой черепицей дома выглядят хмурыми и даже сердитыми, будто обиделись неизвестно на что. На некоторых видны следы пожаров, иные стоят с обрушившимися крышами и выбитыми окнами – да чтоб они сдохли, эти пиктийцы, почти целую неделю подряд атакующие город.
Маленькая девочка, размахивающая укрытой салфеткой корзинкой, помнила о наказах мамы и старалась держаться как можно ближе к стенам, готовая в любой момент нырнуть в первую попавшуюся дверь – недавний Указ предписывал держать их открытыми как раз для такого случая.
– Стой! – строгий голос с противоположной стороны улицы заставил юную путешественницу повернуть голову. – Почему без сопровождения взрослых?
– Ой, здравствуйте, дяденьки! – девочка поправила постоянно сползающую на глаза красную шапочку и доверчиво улыбнулась догоняющему её армейскому патрулю. – А вы из «Волчьей сотни»?
– Да, – десятник в серой форменной накидке с изображением оскалившегося волка приветливо кивнул. – И ты здравствуй. Пирожки несёшь?
– А вы откуда знаете?
– Мы всё знаем. Пирожки для больной бабушки?
– А вот и не угадали! – обладательница красной шапки высунула язык. – Бе-е-е…
– Оторву, – пряча улыбку в седых усах, пригрозил десятник.
– А бабушка мне его обратно пришьёт, вот!
– Она портниха?
– Нет, она Матильда Жайворонок.
– Понятно… такие бабушки никогда не болеют.
Имя начальницы целительской службы роденийской столицы в последнее время стало известно каждому и внушало уважительное почтение. Попасть в её руки считалось удачей, а недавняя операция по приживлению оторванной попаданием «ледяного копья» ноги принесла целительнице славу почти всесильной волшебницы. Эта сможет язык на место пришить.
– Постой, а ты, получается, Милена?
– Ага, и тоже Жайворонок.
– Дочь командира третьей батареи?
– Я их не считала, – девочка пожала плечами. – Так я пойду, дяденьки? Там папка с утра голодный.
– Им еду прямо в башню привозят, – возразил десятник.
– Так это еду! А я пирожки несу. Настоящие.
– Ну, если настоящие… Яромир, проводи барышню и сдай отцу.
– Слушаюсь, товарищ десятник! – один из бойцов щёлкнул каблуками и протянул Милене руку. – Пойдём?
Та посмотрела на широкую ладонь и покачала головой:
– Как ты будешь оружие держать?
– Уж как-нибудь удержу.
– Как-нибудь не надо. Папа говорит, что военному делу нужно учиться настоящим образом. Или ты плохо учился? Двоечник, да?
