бумажник в карман, заметив, каким жадным взглядом Тарас проводил чужие деньги. Расчёт оказался верным — Онуфриенко решил ни с кем не делиться лёгкой добычей. Он схватил Николая за шиворот, резко встряхнул и проревел:
— Откупиться захотел, гнида? Пойдём-ка выйдем, поговорим! Я тебя научу героев уважать!
Николай сгорбился и втянул голову в плечи. Тарас потащил его к запасному выходу, ругаясь и расталкивая посетителей. Николай не сопротивлялся. Но как только дверь за ними закрылась, он схватил Онуфриенко за руку и кинул его в проём между мусорных баков.
— Ах ты ж… — задохнулся Тарас.
Николай выпрямился и достал из сумки два армейских ножа. Один положил на крышку мусорного бака и толкнул в сторону Онуфриенко.
— Одесса, второе мая. Пришло время расплаты. Дерись как мужчина.
Онуфриенко криво ухмыльнулся, показав ряд щербатых зубов.
— От дурной москалик, кто ж на перестрелку с ножом приходит!
Он достал пистолет, снял его с предохранителя и стал медленно поднимать, наслаждаясь властью над беззащитной жертвой. Николай бросил нож снизу, без замаха. Лезвие вошло в дряблую шею, пробив второй подбородок. Онуфриенко выронил пистолет, схватился за горло и рухнул в лужу блевотины, возможно, своей собственной. Николай убрал второй нож в сумку и посмотрел на агонизирующего противника.
— Жил ты, Тарас, как свинья, но умереть мог как мужчина. А ты и умереть предпочёл так, как жил.
46
Олесь Бондарь жил один. Он снимал крохотную однушку на третьем этаже панельного дома. Николай ждал его на лестничной площадке пролётом выше. По прогнозу Счетовода цель должна была появиться с минуты на минуту. И действительно, внизу хлопнула входная дверь. Олесь, отдуваясь, поднялся на свой этаж, не спеша достал ключ, вставил его в замочную скважину и дважды провернул. Николай сбежал вниз, втолкнул Бондаря в квартиру и захлопнул дверь.
Бондарь уронил пакет, продукты рассыпались по полу, поллитровка укатилась под обувную полку. Не давая врагу опомниться, Николай ударил его под дых, втащил обмякшее тело на кухню и опустил на стул. Сам сел напротив, внимательно разглядывая свою следующую цель. Обычное лицо среднестатистического человека, обычная фигура, обычная одежда. Банальность зла.
Бондарь, наконец, восстановил дыхание и запричитал сдавленным голосом.
— Кто ты такой? Что тебе нужно?
— Одесса, второе мая, — ответил Николай. — Пришло время расплаты.
Лысина Олеся мгновенно покрылась испариной, глазки забегали.
— Я не виноват! — воскликнул он, срываясь на фальцет. — Мы защищали свободу и демократию!
— Вы сожгли заживо безоружных людей.
— Это кремлёвская пропаганда! Всё было не так! Они сами себя сожгли!
Николай достал телефон и запустил заранее подготовленный ролик.
— Здесь хорошо видно, как ты бросаешь в окно бутылку с коктейлем Молотова.
— Они сами виноваты! Сами!
— А потом они выпрыгивали из окон и сами забивали себя битами? Посмотри — и на этом ролике ты тоже засветился, теперь уже с битой. Ты стал настоящей звездой ютуба.
Бондарь не смотрел на экран, он старательно прятал глаза.
— Я этого не хотел! Но ты пойми — их же нельзя было выпускать, они бы потом рассказали, как всё было! А этого нельзя было допустить, мы должны были защитить молодую демократию! Нам пришлось это сделать!
Николай снова запустил второй ролик.
— У тебя тут на лице написано, как неприятно тебе убивать беззащитного мальчика. Оскал до ушей.
Бондарь судорожно сглотнул.
— Скажи, чего ты хочешь? Тебе нужны деньги? Так я заплачу, у меня есть.
Николай брезгливо сморщился.
— И сколько, интересно, ты готов заплатить?
Олесь засуетился, полез в комод.
— Вот, здесь четыре тысячи долларов. И ещё есть гривны, подожди…
Николай кивнул.
— Я так и думал. Для тебя жизнь человека не стоит и ста баксов. Так сколько, по-твоему, должна стоить жизнь такого садиста и убийцы, как ты?
Бондарь побледнел и задёргался.
— Подожди, подожди! Вот тут ещё…
С этими словами он полез в ящик кухонного стола, выхватил оттуда разделочный нож и бросился на Николая. Тот перехватил руку Олеся и развернул её. Нож вошёл под ребро почти на половину лезвия. Бондарь упал на стол, вбив нож в тело до рукоятки. Остро запахло дерьмом — отважный защитник молодой демократии обделался. Николай вышел, захлопнув за собой дверь.
Дальше было хуже. Ножевой бой с неподготовленным противником ничем не отличается от убийства. Попытка придать казни вид поединка — это самообман, в который уже и сам не веришь. Поняв это, Николай начал отстреливать цели. Одного за другим. Счетовод торопил — время поджимало. Когда тринадцать запуганных ветеранов Куликова поля собрались в квартире своего лидера, чтобы обсудить ситуацию, Николай кинул в раскрытое окно две гранаты, а затем зашёл в квартиру и добил выживших.
Каждый день Макар вычёркивал из списка две-три цели. Газеты называли неуловимого мстителя «Одесским бучером»; Николай и сам стал считать себя не солдатом на войне, а безжалостным палачом. Про́клятой душой, лишённой надежды на спасение. Но он упрямо продолжал своё кровавое дело, спасая тех, кто мог стать жертвой инерционного выравнивания хтони.
47
Через месяц кровавый долг был выплачен полностью. Разбежавшихся одесских катов приходилось разыскивать по деревням — поняв, что происходит, герои поспешно покинули город. Но никому из них это не помогло, Счетовод находил беглецов без особого труда. Последнего в списке обнаружили в схроне под Черновцами — старом схроне, где когда-то прятались эсэсовцы из разбитой «Галичины». Там же он и остался навсегда.
Друзья задержались на поляне рядом со схроном; все ждали развязки. Вскоре из чащи вышли Счетовод с Трикстером. Даймоны присели на поваленное дерево — место, оставленное специально для них.
— Я закончил, — сказал Николай. — Ты удовлетворён?
— Да, — подтвердил Счетовод, — долг закрыт. Вы свободны.
— Покажи пальцы! — потребовал Трикстер.
Николай кинул ему пластиковый пакетик. Даймон разглядел содержимое, и его лицо разочарованно вытянулось.
— По одной фаланге. Всего-то. Скучно с вами, якудзы-гуманисты.
— Знаешь, из тебя тоже юморист… как из Петросяна, — парировала Кузя.
Трикстер в ответ только усмехнулся. Не прощаясь, Даймоны встали и направились в чащу.
— Счетовод! — позвал Николай. — Как я смогу тебя найти?
— Я сам тебя найду, — ответил Даймон, не оборачиваясь, — если это потребуется.
На лице Кузи появилось тревожное выражение.
— Зачем он тебе? Забудь его, как ночной кошмар! Нам давно пора вернуться домой. Макар, свяжись с Элизиумом и запроси срочную эвакуацию.
Николай отрицательно покачал головой.
— Я не могу вернуться. Я проклят.
— Но почему?!
— Я палач. Я убивал людей.
— Нет! — на глазах Кузи выступили слёзы. — Ты спасал людей! Ты остановил «поезда дружбы», ты спас жизни сотням одесситов!
Николай тяжело вздохнул.
— Конечно, на это можно посмотреть и так. Но это, как сказал бы Счетовод, уже прошлое, неосуществлённая
