ночного ветра, что не сразу можно было разглядеть держащих их людей. О, сколько здесь было людей! Как могли они все поместиться в этом маленьком городе?
Я просто стояла и дышала всем этим, чувствуя себя ребенком, которого заворожили яркие огни и звонкие голоса.
– Что за прекрасный цветок распустился под этой луной… Ой, Солечка, это ты! – Тоширо появился за моей спиной и обошел меня, посмеиваясь. – Ну что за красотка! Сразу видно, что ты из столицы. Здесь не шьют таких красивых кимоно!
Кимоно и правда было чудесным: небесно-голубое, дорогая ткань вышита белой и золотой нитью, узор складывается в цветы яблони, на талии – широкий тяжелый оби, на котором позвякивали при ходьбе хрустальные бусины и кусочки бирюзы. Амэя высоко убрала мои волосы, а отец подарил мне невероятной красоты шпильку, украшенную синей паучьей лилией из стекла, что выглядела, как живой цветок. Острый кончик больно царапал кожу головы, но красота требовала жертв.
Я оглядела Тоширо. Он сменил наконец темную одежду на длинное кимоно цвета вишни, хаори было легкомысленно наброшено на плечи, пустые рукава из тяжелой узорной парчи свободно болтались. И он наконец-то побрился!
– Ты тоже выглядишь просто прекрасно. Мог бы разбить сотню женских сердечек, а вместо этого таскаешься со мной?
– Сердечки никуда не денутся, а ты скоро уедешь. Я рад, что тебе лучше.
Лучше? Да, наверно. Я тихо вздохнула, озираясь.
– Знаешь, мама всегда говорила мне: горе, как рваное платье, надо оставлять дома. А мы на празднике! Пройдемся?
Я обхватила его предплечье, и мы двинулись между торговыми прилавками. Свежие цветы, шкворчащие в масле закуски, деревянные игрушки, чего тут только не было! Я остановилась, рассматривая прилавок с масками. Тоширо осторожно взял в руки ту, с которой улыбался пухлощекий человек.
– Юной госпоже, – тут же откликнулся продавец высоким капризным голосом, – не пристало показывать столь красивое лицо! Луна ревнива, и должны любоваться только ею, никак не вами! Купите маску, госпожа, не портите праздник.
Что? Я смутилась, и растерянность на моем лице рассмешила Тоширо.
– Он всем так говорит, – шепнул он, кладя мне в руку монеты на шнурке. – Вот, держи.
Денег было немного. Не успела я сжать ладонь, как со шнура пропала треть, и продавец принялся копаться в своем ассортименте.
– Ну нет, клыки вам будут не впору. И, конечно, не та безвкусица, которую взял юноша… Где-то было у меня… О, вот!
Продавец протянул мне белую округлую маску. Мать-Лиса… Красивая. Я примерила ее, а Тоширо помог завязать ленты на затылке. Себе он взял такую же.
– Тебе идет!
Я смущенно засмеялась.
– Ну что ж, идем дальше.
– До встречи!
Продавец махал нам вслед, пока к прилавку не подошел другой человек.
Кругом кипела толпа, и я снова старалась держаться стороны, чувствуя, как колотится сердце. Тоширо сказал быть аккуратнее с деньгами и вполголоса знакомил со всеми: вот тот, кто ест уже десятое моти тайком, – на самом деле суровейший мужчина, владелец кузницы, хозяйка чайного дома заведует сегодняшними музыкантами, а фейерверками – дядя, он в этом стал мастером. Все меньше вокруг было человеческих лиц, все больше – масок, но я нигде не увидела ни одного ханъё. Это непривычно – в столице на праздниках я привыкла смотреть под ноги, чтобы случайно не отдавить чей-нибудь хвост.
Над нами висела огромная урожайная луна, воздух наполнял приторный запах сладкой пасты, которую кладут в пухлые и липкие рисовые пирожки, и печеного в углях лосося… Аппетит будили эти чудесные ароматы просто отлично. Тоширо тоже тихо сглотнул, но я услышала.
– Ты не против, если я угощу тебя? Вон те пирожные-зайцы выглядят мило.
– Конечно, это же лунные зайцы. – Тоширо, приподняв маску, подмигнул. – Кто я такой, чтобы отказать юной госпоже?
В отличие от продавца масок, стоящий за прилавком мужчина был вовсе не так уж добродушен, хотя, казалось бы, торговец сладостями должен быть приветлив. Но он был худ, смотрел колюче. Рядом с ним сидела, уплетая пирожные одно за одним, столь же неприятная старуха. Огромный рот и множество морщин делали ее похожей на жабу, худую, больную и злую жабу. Их лица смотрелись так диковинно среди всех этих улыбок и смеха, что я не могла от них отойти, даже предчувствуя неприятности. Словно лесные демоны притворились людьми, чтобы побывать на празднике.
– Так-так, милашка Тоширо привел к нам новую гостью? Отведай сладостей, госпожа. Мы никому не скажем, – захихикал продавец.
Что-то скользкое было в его голосе.
– Спасибо вам, но сладости для Тоширо.
Тоширо выбрал треугольное пирожное.
– А чего такое дешевое? Все-таки папаша спустил все денежки на полуживую мамочку?
Я даже не поняла вначале, что он сказал. Не поверила наглости. Тоширо сверкнул глазами сквозь прорези в маске, выронил пирожок прямо на землю, его руки задрожали, спина напряглась. Я поспешно повисла на его локте и оттащила в сторону прежде, чем он сделал или сказал что-то плохое.
– Эй! А заплатить?!
– Какие… злые люди!
Аппетит, само собой, пропал. Тоширо освободился от моей руки.
– И глупые. Какое их дело вообще…
– Отчего они такие грубые? – удивилась я, оглядываясь на продавца. Тот смотрел на нас, что-то говоря старухе. Наверняка что-то противное.
– Да так… Наслушались всякого. Вот и. … это самое. Ну.
Радостный настрой кузена улетучился. Он стянул маску на лоб и пошел по изогнутому кошачьей спинкой мосту. Амэя следовала за мной на некотором отдалении, но я жестом велела ей оставаться на празднике и не идти за нами.
Стоило нам отойти от главной улицы, как гомон толпы стал стихать. Вместо лисьего пламени и драконьего дыхания город освещался простыми огненными фонариками, вокруг которых вились мотыльки. Дома быстро сменились деревьями, и их явно никто не высаживал, слишком неблагородная порода – сплошные сосны. Лес вторгался в город и чувствовал здесь себя как дома.
– Куда мы идем?
Тоширо кивнул на невысокую обветшалую стену. Прямо за ней открывался вид на горы и лес. Зрелая Луна порадовала нас хорошей погодой, и пейзаж был виден во всем своем великолепии. Кузен оперся локтями о стену и вздохнул, уронив голову.
– Знаешь, они не так далеки от истины, – заговорил он, подбирая слова. – У нашей семьи дела и вправду… ну, не очень хороши. Люди говорят всякую ерунду, что папа чуть ли не кровавые ритуалы творит, лишь бы маму вернуть.
– Глупая глупость, – убежденно кивнула я. Тоширо хмыкнул.
– Отец заказывает самые дорогие пилюли, пробует самые радикальные средства… Все это стоит денег. Больших денег…
– Тетушке от них не становится лучше?
– Становится… На день или два. Потом она снова
